ЖРИ ПЕЧЕНЬЕ!

Мокрое утро и путешествие в страну пиздатых человечков. Песенки охуевшего волшебника и пиздоглазый прищур полной луны . Страшные убийства анусом и lard de luxe - всё это здесь, в "ЖРИ ПЕЧЕНЬЕ!"

ПУЗО

ЖЫЛА-БЫЛА ДЕВОЧКА

Жыла-была девочка. А так как родители у неё умерли, то и жыла она где попало и одевацца ей особо было не во что.

Погожым майским днём шла девочка по улицце безо всякой цэли и смысла. В кармане драной куртки лежали два дохлых воробья – с ужыном вопрос решён. В общем, шла себе девочка никуда и низачем, как дорогу ей перегородил мальчик. У мальчика родители не умерли, но с утра до ночи трескали водку, поэтому дома он не жыл. А жыл он в заброшенной трансформаторной будке, что находилась во дворе между ссаными улиццами спального района города.

- Хули ты тут? – спросил мальчик девочку.

- Вот, - ответила девочка и протянула мальчику дохлого воробья.

Так они подружылись и решыли быть другу братом и сестрой. Поужинав в тот вечер воробьями, они дали друг другу клятву, что всегда будут вместе и никто не сможэт их разлучить.

На следующий день было решено начать обустраивать своё жылище. За то время, пока было светло, удалось добыть некоторое количество предметов, необходимых в быту: оцынкованное корыто, мотоцыклетная цэпь, большой нож класса «тесак» (украден у мясника на рынке), напильник без ручки, в меру ржавая ножовка, кусачки без изоляцыи, две вилки и куча других предметов колюще-режущего назначения. Весь вечер ушёл на вынос хлама из будки и разбор добытых вещей.

Утром следующего дня решено было прогуляцца. Мальчик и девочка шли, взявшысь за руки и насвистывали какую-то им одним известную мелодию. Неожыданно перед ними возник дяденька милицыонер. Дяденька милицыонер не всегда был милицыонером. Милицыонером он стал четыре месяца назад, когда приехал в столиццу. И работать ему, понятное дело, предложыли не на Петровке. Вообще-то он мечтал устроицца в детцкий дом воспитателем, потому что очень любил детей. Но пока из этого ничего не вышло и ему пришлось стать милицыонером. В концэ концов, детей можно любить и в такой должности.

- Дяденька милицыонер, купи нам «Сникерс», пожалуйста, - обратился к нему мальчик, сильно растягивая жалостливое «пожааалуйстааа».

- Блядь. Да вы охуели, какой в пизду «Сникерс»? У меня на носки зарплаты не хватает!

- Ладно рассказывать, - вступила в разговор девочка, - ссущих в подворотнях пиводуев трясёшь? Трясёшь! Ищщо как трясёшь! С этого полтос, с того полтос… Дай на «Сникерс»!

- А мы тебе кое-что покажэм, - добавил мальчик.

- Что вы мне покажэте? – спросил дяденька милицыонер, стараясь выглядеть как можно равнодушнее.

- Как мы ебёмся! – весело сказала девочка.

На мгновение у дяденьки милицыонера спёрло дыхание. Дело в том, што его единственной страстью и эротической фантазией были трахающиеся детишки.

- Ну как, «Сникерс» купишь или мы дальшэ пойдём – снова обратились мальчик и девочка к дяденьке милицыонеру.

- Э-э-э… Куплю…, - промямлил дяденька милицыонер. И тут же добавил – А где вы собрались… ЭТО?

- Блядь, ну не здесь жэ, ёптваю! – засмеялась девочка, - Пошли к нам.

И они пошли. Мальчик и девочка взялись за руки, а дяденька милицыонер шол просто так рядом. Со стороны можно было подумать, что дяденька милицыонер ведёт беспризорников в приёмник-распределитель.

Зайдя в трансформаторную будку, девочка включила свет.

- Вот, садись сюда, - сказал мальчик, указывая дяденьке милицыонеру на табуретку.

- Ну и вообще, не стесняйся, - подала голос девочка, располагаясь на матрасе.

Девочка начала неспеша раздевацца, а дяденька милицыонер расстегнул шыринку и достал своё ссально-дрочильное устройство. Целиком сосредоточив своё внимание на девочке, он не заметил, как мальчик взял в руки обрезок жэлезной трубы…

Когда дяденька милицыонер очнулся, то с ужасом обнаружыл себя прикованным мотоцыклетной цэпью ко вбитым в стену крюкам. Рот у него был заклеен скотчем.

- Так, посмотрим, что там у него, - сказала девочка, беря в руки ножовку.

- Знаешь, я тут анекдот вспомнил, - улыбаясь, сказал мальчик, - Короче, моюцца в бане два мальчика. А рядом с ними стоит толстый пузатый дядька. Один другому и говорит – А что это там у него в жывоте? – Наверное, бомба, - отвечает второй. – А давай взорвём, - предложыл первый. – Нет, опасно, - фитиль слишком короткий!

- Да, действительно, слишком короткий, - засмеялась девочка.

Затем она подошла к дяденьке милицыонеру и начала отпиливать его хозяйство. Дяденька милицыонер замычал и дико завращал глазами.

- Он смотрит, - сказала девочка, - Я так не могу.

- Щас, погоди, - и с этими словами мальчик взял две вилки.

Одну он всадил дяденьке милицыонеру в левый глаз, другую в правый.

- Так нормально?

- Нормально. Корыто тащи.

Мальчик подтащил оцынкованное корыто прямо к ногам дяденьки милицыонера. В ту жэ секунду туда шлёпнулся милицэйский «фитиль». Потом мальчик взял мясницкий нож и вспорол дяденьке милицыонеру жывот…

- Зубы у него говно, - произнесла девочка, копаясь кусачками во рту у дяденьки милицыонера. К этому моменту голова блюстителя порядка была отделена от туловища.

- Ну если говно, так выкинь иё на хуй.

- Хотелось, чтоб с зубами. С зубами красивее…

***

Прошла неделя. Девочка и мальчик жыли в мире и согласии как настоящие брат и сестра, и не было у них ни ссор, ни обид. Дяденьку милицыонера они к тому моменту съели и о нём напоминала только кружка, сделанная из черепа, с приклеенной к лобовой кости милицэйской кокардой…

Пузо.

Чайник.

Я вхожу в кухню и ставлю на плиту чайник. Зажигаю спичку, пару секунд смотрю на неё, поворачиваю ручку газовой плиты и подношу спичку к конфорке. Вспыхивает пламя. Пламя синее. Ровное. Я смотрю на пламя и чайник. Минут через пять по всей кухне поднимаецца дикая вонь. Немудрено. Ведь в чайнике – моча. Почему моча в чайнике? Потому что я туда нассал…

Пузо.

КАТОК.

У меня отличный каток. Семьдесят четвёртого года выпуска. С хромированными зеркалами и стойками крыши. И даже с «родной» магнитолой. Старая добрая немецкая «Blaupunkt». На капот я приладил мерседесовский лейбл. Получилось очень стильно. Каток с «прицелом». Сзади же красовались ситроеновские «ёлочки». А руль? Какой у моего катка руль! Из красного дерева. Так же, как и приборная панель.

Сегодня воскресенье. Мы с Ромуальдом заходим в гараж, где стоит каток, залезаем в кабину и я завожу это чудо техники. Мне нравицца шум двигателя моего катка. Он урчит ровно и без сбоев. Немудрено, ведь пробег у него совсем маленький – сорок пять тысяч. Ромуальд с довольным видом ёрзает на сидении – предвкушение поездки переполняет его и он начинает пускать слюну. Мне нравяцца сиденья моего катка – чёрные, из натуральной кожи. Я заменил ими то пластиковое корыто, которое там стояло раньше. И почему-то называлась сиденьем.

Итак, отличное воскресное утро. Я люблю выезжать по воскресеньям на катке. Обычно это происходит часов в одиннадцать утра. Сейчас десять сорок пять. Мы медленно выезжаем из гаража и, минуя двор, выкатываем на улиццу.

Прохожих на улице ещё мало, но те, что есть, с большим интересом разглядывают моё транспортное средство. Конечно, не каждый день увидишь настоящий каток представительского класса. Я улыбаюсь людям, и иногда приподнимаю над головой свою шляпу. У меня белая шляпа. Впрочем, костюм у меня тоже белый. Чёрные только туфли. Ненавижу белые. Белые туфли – хуйня нереальная. Ромуальд тоже так считает.

Мы едем не спеша по улицце и я закуриваю сигару. Мне нравяцца «Ромео и Джульетта». Ромуальд с хрустом разворачивает «Чупа-Чупс» и запихивает её себе в рот. Мы двигаемся в сторону перекрёстка. Рядом со светофорным столбом я замечаю деваху, которая явно не разделяет нашей радости. Конечно, она ничего не смыслит в катках. Если бы эта дура хоть что-нибудь понимала в дорожной технике, то она непременно бы порадовалась за нас. Когда каток поравнялся с ней, она показала нам язык. Ромуальд выпрыгнул из кабины и бросился на эту уёбищную девку. Она было шарахнулась от него, но поздно – Ромуальд успел оторвать ей руку и забрацца обратно в кабину. Руку я приладил к стойке крыши и украсил её лентами. Каток приобрёл праздничный вид.

Время приближаецца к полудню. Становицца жарко. Я расстёгиваю у своей рубашки две верхние пуговицы. Хочецца холодной «Пепси-колы». Решено – мы едем в «Макдональдс» пить «Пепси».

Часа через полтора мы подъезжаем к месту назначения. Перед входом выставлено большое количество столиков. Люди жрут. Мы решаем подкатить к самому входу и начинаем давить столики и стулья. Ромуальд, крича «поберегись!», начал размахивать рукой, которую оторвал у зассыхи на перекрёстке. Да, сегодня у нас шумный выезд.

Мы берём четыре стакана газировки и отчаливаем от «Макдональдса». Я слишком резко трогаю с места и наезжаю на жирную корову в огромных очках в светло-розовой оправе. На её птичьем ебале написано страшное удивление. В руках она держит тройной мегагамбургер. Дальше этот куль сала в очках исчезает под катком…

Что и говорить, приятно не спеша ехать на катке по улицам родного города, ставшего вдруг непривычно тихим. Я не люблю уезжать по выходным на природу. Мне нравицца катацца в городе.

День подходит к концу и мы заезжаем на мост – полюбовацца закатом. Ромуальд достал из отсека для инструментов пластмассовую лошадь и уселся на неё. В шее лошади имецца отверстие, из которого торчит леска с привязанным к ней кольцом. Если это кольцо потянуть на себя, то лошадь издаст звук – «и-го-го!». Но Ромуальд не любит шуметь во время заката. Поэтому за кольцо не дёргает. Я закуриваю сигару…

Пузо

КАЛОВЫЙ КАМЕНЬ.

Срать гноем надо. Более того, – необходимо. Производство хуеты и поебени в состоянии глубокого долбоебизма – основа основ создания Калового Камня. Каловый Камень лепят все. Неотпизженные эстеты со своими свежепизженными идеями, выпрыгнувшее из пизды своего ущербного бытия жлобьё, охуевшие от радости познания состояния полного ахуя переростки, свято верящие в собственную уникальность, и прочие больные на всю голову обмылки. Каждый имеет право на полные штаны нонконформизма. Только орать надо громко. А то не услышат. И не поверят, что прославлял Каловый Камень и был почётным его строителем. Я вот ору всегда и громко. Некоторые на это ведуцца и активно верят в разного рода произведённое мною панахуйство. И это хорошо. Когда-нибудь явицца Великий Проктолог и всем всё объяснит. Будем ждать. И возводить Каловый Камень. Наращивать массу и множить вонь. Выблёвывать собственные изъёбства и с треском лепить их к Каловому Камню. Так надо. Некоторые, правда, совсем охуели, и за Каловый Камень выдают собственное жлобство. Но это ничего. Они ведь тоже делают это искренне. Во славу Калового Камня…

Пьяный солдат

И пьяный матрос

Решили уже

Алкогольный вопрос.

Пить, кстати, необходимо. Каловый Камень, настоянный на спирту больше камень, чем каловый. Надо заливать в себя со страшной силой, чтобы никакая хуйня не отвлекала от главного – от полного невтыкания в разного рода нахуй не нужную поебень. Ибо только в таком состоянии удаёцца сохранить способность к адекватному восприятию тотальной поебени и производству наебалова. У некоторых строителей Калового Камня одна беда – они мало пьют. Выпивать-то они выпивают, но так, чтобы пить, – этого нет ни хуя. И от этого Каловый Камень даёт трещину и людям пьющим кажецца уже больше каловым, чем камнем. Момент важный, но всем, как говорицца, не до хуйни, ибо свистит чайник нонконформизма. Пусть минетничают уебаны, камнетёсы заняты делом. «Скажи Флорентия, где Ромуальд? – В проёбе.» Это Шекспир. Прав был, сука, как всегда…

Чудес на свете не бывает

Их не бывает ни хуя…

Так что на тотальное втыкалово во всеобщее наебалово расчитывать не приходицца. Потому что всеобщего наебалова не существует. Есть всеобъемлющая поебень, одной из производных которой Каловый Камень и являецца. Но всем опять таки не до хуйни и борьба идёт до последней капли рвоты, принимая угрожающие масштабы и приобретая форму убийства анусом, плавно переходя в массовый отсос со всеобщим отъёбом. Такой вот пиздоглазый прищур полной луны…

Вопрос о том, сколько анальных дырок профекалят собственные портки отборным нонконформизмом штучного производства можно считать закрытым. Потому что налицо имитация говна. Своего рода эрзац-кал. Как русский рок. Но опять-таки, строителям и камнетёсам не до хуйни – необходимо успеть воткнуть свой флаг на вершину Калового Камня и начать мощно давить жопную пасту, а увидев новые горизонты тужицца необходимо сильнее. Положение обязывает…

… «ПРИНОСИТЬ И РАСПИВАТЬ СПИРТНЫЕ НАПИТКИ – СВЯТОЕ ДЕЛО!» Администрация.

Зы – Что такое Каловый Камень? Так называемая КонтрКультура…

Пузо

Машенька

Ешь-ешь, Машенька, это вкусно. Мясо-то это свежее. И без всякой дряни. Что? Да, как в рекламе сока. О-оп, молодец, давай подбородок утру, а то жир сейчас на кофте окажецца. Что, вкусные пальчики? То-то. Я в кулинарии, Маша, толк знаю. На вот, глазик попробуй. Нравицца? Конечно, вкусно. Это, Машенька, деликатес. Кормят вас в детском саду, небось, всякой дрянью, а о нормальном питании не думают. До какой же это мы жизни, Машенька, докатились, что дети уже не знают вкуса хорошей еды … Кругом одна генетически модифицированная дрянь. Разве ж это есть можно? Того и гляди, от этого мусора рога вырастут. Да, Машенька, как у оленя. Ну, хватит баловацца, доедай второй глазик, и я тебя сейчас вкуснятиной угощу. На вот, смотри – мозги, запечённые в голове. Правильно, тётина голова. Что за тётя? Это, Машенька, плохая тётя. Она в магазине работала. И обманула меня однажды на рубль. Вот-вот, даже ты знаешь, что обманывать нехорошо. Так вот, Машенька, дождался я закрытия магазина, и когда эта тётя оттуда вышла, я двинулся следом за ней. А в парке голову ей и отрезал. Тебе хлебушка белого дать? Тоже бородинский любишь? Сейчас отрежу. Нет, не таким ножом отрезал голову. Другим. Побольше который. Потом покажу. Где туловище тёти? Нет, Машенька, туловище я с собой не взял, – очень оно тяжёлое было. А голова вот лёгкая была. И вкусная. Правда, ведь, вкусно? Что говоришь? Если плохая тётя, то и мозги плохие? Да-а, устами младенца глаголит истина. Мозги у неё, Машенька, оттого плохие были, что мысли в них шевелились скверные. Но у меня рецепт приготовления головы особый. Почему так вкусно пахнет? Это я туда гвоздички для запаху добавил. Подожди-подожди, совсем забыл! Вот они, родимые! На вон, попробуй парочку. Что, вкусненько? Да, хрум-хрум-хрум! Как маслятки. Я тоже сосочки очень люблю. Те, что побольше, – это тётины, а что поменьше – это дядины. Сколько сосочков у дяди? Как и тёти, Машенька – две штучки. Чтоб такую баночку насобирать, знаешь, сколько накосить пришлось! Ёлки-палки, что ж ты хлеб пустой жуёшь? У меня тут такая колбаска из требухи! Дай-ка я тебе намажу. Эх, кишки-кишочки… Вкусно? А с водочкой, знаешь как идёт! Нет, Машенька, тебе водочку ещё пока нельзя. Сосед вон мой, знаешь как любил эту колбаску с водочкой! Где сосед-то? А вон, в холодильнике. Ух ты, уже шесть часов! Сейчас мама твоя с работы придёт. Ну, ладно, иди к себе. А голову забери и маме отдай. Из неё суп знаешь какой наваристый получицца! А я вот прибирацца начну. Да музыку вот послушаю. Красивая пластинка? Дяди смешные? Это, Машенька, группа EXPLOITED. Альбом «Massacre»…

Пузо.

КАПИТАЛ.

Так, бля, сюда смотрите. Доллар. Один. Один, бля, доллар, который сам по себе на хуй не нужен. Это пока ещё только символ жирной жизни. Начало и основа. Бумага, бля, которой подтерецца даже толком нельзя. Нужно несколько. Много. До хуя. До ебени матери. Нужно превратить бумагу в капитал. Превратить символ в ту хуйню, от которой блестят глаза и потеют ладони у большей части человечества. Берём этот ебаный бакс и к единице пририсовываем ноль. Ноль - это ничего. Но даже, бля, самый тупой долбоёб, который читает эти строки, знает, что не бывает так, чтобы не было ничего. Всегда что-то есть. В этом плане ноль сродни бесконечности. Пытаться познать бесполезно, но предположить и взять за основу как базис построения (не накопления, бля!) Капитала можно. Итак, бля, ноль. Пустота. Дырка от задницы. Но, ёбанарот, как хорошо он смотрицца с единицой! Какая шикарная пара! Как облагородилась единица, и как похорошел ноль! Теперь это не просто один-ноль, это, бля, десятка. Хрустящий свежеслепленный червонец. Можно положить в карман. Можно, бля, пропить. Но если пропить, то никакого капитала уже не будет. Потому что чирик это пока ещё ни хуя не капитал. Это пока только денежка. Тут надо ещё поработать. Так, бля, шуршим дальше. Твёрдой рукой рисуем ещё один ноль. Получаецца охуительная вещь. Стольник. Не десятка с ноликом, не жопа с ушами и не хуй собачий, а стольник. Улыбаецца, бля, своими двумя нулями. И мне тоже хорошо так от этой улыбки. Потому что, бля, чётко знаю - верный путь к Капиталу. Смотрите-смотрите, бля, как всё это делаецца и запоминайте. А то, бля, станет кто-нибудь из вас самым главным центробанком - хуякс, и нет проблем, опыт, бля, уже есть. А если есть опыт, то будет и Капитал. Так, бля, не спать - переходим к главной процедуре. Рисуем ещё один ноль. О, бля, красота-то какая! Что говорите? Стольничек с двумя ноликами похож на тысячу? Правильно, бля, долбоёбы! Это она и есть! Тыщща! Штука. Косарь. Прямая дорога к Капиталу. И пахнет как! Бля, запах чуете? Ага, он самый - девки-виски-казино. Ещё ноль пририсовать? Долбоёб, не жадничай, - десятитысячных долларовых банкнот не существует…

Пузо

САМЫЙ ЛУЧШИЙ КРЕАТИФФ.

(ХУЯТОРАМ РЕСУРСА УДАВА ПОСВЯЩАЕЦЦА…)

Можно было б на этом закончить, но нет лучше плотины. Поэтому ухаживал. Но как тогда перегрызть гибкие ветки и толстые брёвна? Здесь наступает самое важное. Обычно весь день. А другие играли в догонялки. Блядь-блять-блядь. Ибацца. Тёлки-тёлки-тёлки. И шышки. А ищщо бухло. Сейчас у тебя меньше зубов, и они называюцца молочными. Появление смелости. Проявление героизма. Явление хуйни. А подрочить? Подрочим обязательно! И пизды. Дать пизды! И куча сисястых тёлок! Они нас чистили, умывали, за питанием нашим следили, чтобы мы были здоровыми и крепкими. Здоровье. Здоровье и красота. И радио. Радио обязательно. Радиоточка. Трёхпрограммник. Четырёхгранник. Зубы чувствуют и жару и холод. Холод и голод. Разруха. Гражданская война. Справедливая война. Война захватническая. Интервенция. На Белград! Бей фашысцкую сволочь! Кто насрал? А почему так пахнет? Не ебёт! Ощутить всю палитру ароматов возможно. Я считаю, это просто кощунство. Курите писю! Чем дрищут отвёртки? Кефирный Фу. Байкал красив и величественен. Там много улиток. Улитки – основа жизни. Удивительной и загадочной находкой являецца древняя грибница. Пирожено. И морожено. Ешь пирожено, Машенька! А она его и хвать! С орехами. Земляными. Как в сказке о царе Салтане, гадком утёнке и Добрыне Никитиче. Это там, где белка в хрустальном тереме слюни пускала. Ядовита у неё слюна. И зубы у ей во какие! Но Попович храбрый был. И мудрый. Потому что он сын Ленина и Сталина. Ленин и Сталин – предприниматели-супруги. Они не едят червей. Потому что культурные. У культуры есть министерство. С министром. Уже прошло сорок лет, как она бесследно пропала. Потому что министр – женщина. А рабочие разгружают вагоны. Наебалово – великая вещь.

А. ОЛЕЙНИКОВ.

ИСТОРИЯ ОДНОГО ФЛАГА.

Уж который месяц на северном континенте бушевала гражданская война, а в отряде под командованием майора Пупкинса не было боевого знамени. В начале оно не требовалось, так как победный дух и так был достаточно высок, но однажды, в конце крупного сражения силы стали покидать измученных солдат. Их ряды дрогнули и они стали отступать.

В этот момент майор Пупкинс понял, что без знамени можно и проиграть бой. Он подозвал своего помощника Джонса и приказал ему скакать к обозу, чтобы найти там подходящее полотнище для знамени. Тот бросился выполнять приказ. Первое, что попалось Джонсу на глаза, был полосатый красно-белый тюфяк, набитый соломой. Он свисал с повозки и лошадь, привязанная рядом, спокойно жевала угол тюфяка. Джонс схватил его, вытряхнул всю солому и обнаружил, что лошадь отгрызла небольшой кусок материи. Джонс был человеком аккуратным, и решил пришить угол из любой подходящей по размеру тряпки. Времени на поиски было мало, и тогда он разделся, снял с себя синие сатиновые трусы и на скорую руку пришил их на место недостающего угла. Затем срезал неподалёку длинную жердину, за верх которой трусами зацепил заштопанное полотнище и бросился обратно в бой, увлекая за собою воодушевлённых видом знамени солдат.

В результате, одержав сокрушительную победу, майор Пупкинс построил свой отряд и отдал честь новоиспечённому флагу. Перед сном он приказал постирать засаленное полотнище и повесить просушить, дабы на утро его вновь водрузить на жердину.

Проснувшись среди ночи и взглянув на знамя, Пупкинс увидел, что сквозь простреленные в бою трусы проглядывают с неба звёзды, и его осенило. Он вырезал из своих светлых кожаных перчаток несколько звёзд и зашил ими отверстия от пуль.

К утру знамя было готово и прошло ещё немало сражений, вплоть до полной победы.

Левый – Хуёво сыграли.

Средний – Ага.

Правый – А мне до пизды, у меня вон скока пива.

Левый – Блядь, я ещё по ебалу шайбой получил.

Средний – А я наоборот – третьему номеру так вьебал, что вон аж клюшка погнулась.

Правый – А у меня ничего не погнулось, у меня вон пива скока.

Левый – Нет, всё-таки хуёво сыграли.

Средний – Ага. Мне вон коньки жмут.

Правый- А мне ничего не жмёт. У меня пиво есть.

Левый – Блядь, бабок нам не видать теперь.

Средний – Да, всё проебали.

Правый – А мне бабки до пизды, у меня вон скока пива.

Левый – Ладно, бабки хуйня, форму новую не дадут.

Средний – Да, обещали импортную.

Правый – Поебать на форму, когда в руках такой жбан пива.

Левый – А ещё коньки норвежские обещали.

Средний – И шлемы. Я вон красный хотел. Теперь не дадут.

Правый – Красный, зелёный – по хуй, когда пиво свежее.

Левый – Может водки?

Средний – Ага. «Посольской».

Правый – Не, я «Столичную» люблю.

Левый – Ну, тогда по домам.

Средний – Ага.

Правый – Валите-валите, у меня ещё вон скока пива.

Пузо

МИМОЗЫ.

Мимозы - это птицы. Мудрые. Не такие мудрые, как голуби. Голубь – это тоже птица. Мудрая. Птица. Ещё есть коршуны и ястребы. Это тоже птицы. Где у птицы яйца? В гнезде. Есть птицы мамы и птицы папы. Птицы – это мощщ. Даже воробьи. Воробьи не похожи на галок. Галки - дебильные птицы. Они едят корм. Птичий. Например, дождевых червей. А ещё есть вороны. Это птицы ниибацца. Ворона может наебать собаку. И даже кошку. Кошка и собака – домашние животные. Они не пьют алкоголь. Если их к этому не приучать. Но речь не о них. Речь – это язык. Язык состоит из слов. «Блядь» - это слово. А мимозы - это цветы. Цветы не пьют. Поэтому их любят домохозяйки. Я пью. Потому что мне это нравицца. Пить - это вкусно. Потому что хорошо. Меня не любят домохозяйки. Потому что я пью. И Шаганян тоже пьёт. Почему он пьёт? Потому что нравицца. У нас нет домохозяек. Поэтому нас ничего не ебёт. Мимоз у нас тоже нет. Мы не разводим цветы. Мы пьём. Например, водку. Ещё я люблю портвейн. Шаганян не любит портвейн. А я люблю. Портвейн – это вкусно. И приятно. Чем ебуцца птицы? Половыми органами. Птицы ебуцца быстро. Мы с Шаганяном люди. И ебёмся по-разному. Когда быстро, когда не очень. Но пьём мы одинаково. До усрачки. Пить до усрачки нам нравицца. Потому что мы пьяницы. Что такое «усрачка?». Не знаю… Некоторые пьяницы становяцца алкоголиками. Это бывает. Не надо этого бояцца. Ещё я люблю пиво. Шаганян тоже. Пива мы можем выпить много. Наебалово - наш флаг и мы победим… Моя баба меня спросила – о чём ты пишешь? О мимозах. Мимозы - это цветы. Она любит цветы. А я люблю портвейн. Она мне часто кричит – «алкоголик!». Я не алкоголик. Я пьяница. Шаганян тоже пьяница. Некоторые называют пьяниц алконавтами. Алкашами. Пьянью. Это когда презрительно. Мы с Шаганяном пьяницы. Не пьянь… Мне до пизды. И Шаганяну тоже. Мы пьяницы. И это хорошо. Я люблю пить. С Шаганяном пить хорошо. Он тоже пьяница… Dostoevski-trip. Трип – это приход. Приход – это когда прёт. С портвейна прёт всегда. Он не похож на мимозы. Но похож на цветы. И мне это нравицца.

ДЕПАРТАМЕНТ ЩАСТЬЯ.

РЕЧЬ ТОВАРИЩА ПУЗО НА ПЯТОМ СЪЕЗДЕ ПОДОНКОВ.

Щастье являецца такой же хуйнёй как воздух, вода, камни, рэльсы и водка. Принадлежит, стало быть, государству. То есть всем нам. И чтобы не проебать всё то щастье, которое у нас есть, необходимо создать такую структуру, которая бы это щастье охраняла и правильно его распределяла среди рыб, людей и насекомых. Таким образом, мы вплотную подошли к проблеме создания Департамента Щастья. Департаменту необходимо здание. Здание - это помещение, оснащённое сантехникой и секретаршами. Секретарши -бляди. Некоторые. Некоторые - нет. Щастье нужно беречь. А не тупо проёбывать, продавая его на Запад за мелкий прайс. Западу нужно устроить Сталинград. Потому что заебали плотно.Суки. На хуя нам столько щастья, спросите вы. Я отвечу - идите на хуй и не мешайте работать. Потому что, блядь, когда щастье кончицца, тогда будет поздно спрашивать «кто виноват?» и «что делать?». Стало быть, без создания Департамента нам никак не обойтись. Кто должен стоять во главе этой новообразованной хуйни? Отвечу - мудрые люди. Те люди, которые знают, что такое щастье и как его делить. У нас такие люди есть. Всем ли давать порцию щастья? Нет не всем. Некоторым пиздюлей. Особенно, бля, комарам и слепням. Потому что заебали.

---

ГОРЬКИЙ И ВОРОШИЛОВ.

Горький – От как я щас в тот угол шмальну!

Ворошилов – Ага, Алексей Максимович, шмальните.

Горький – И ведь шмальну!

Ворошилов – Шмальните – шмальните, Алексей Максимович.

Горький – И ведь попаду! В угол-то.

Ворошилов – Угол – дело серьёзное. Тут опыт и сноровка нужны, Алексей Максимович.

Горький – Хоть ты, Клим, и знатный стрелок во всём эсесесере, но я тоже кое-что сочинить в этом деле могу.

Ворошилов – Охотно верю. Но без сноровки в нашем деле никуда. А ещё теорию знать надо.

Горький – Эх, что теория. Я вон до сих пор без ошибок писать не умею, но книги у меня получаются будь здоров, не кашляй!

Ворошилов – Ну то ведь книги, Алексей Максимович. А тут всё-таки стрельба. С техникой дело имеем. Без теории никуда.

Горький – Эх, молод ты ещё, Климушка. Многого не знаешь. Главное – это понимание процесса. Его ведь прочувствовать надо. Смотри, – вот казалось бы, винтовка. Железо и железо. Но и оно свою душу имеет.

Ворошилов – Правильно всё говорите, Алексей Максимович. Правильно. Только вот вы уже пятый раз промахнулись-то. В угол.

Горький – Промахнулся. Потому что ружьё кривое.

Ворошилов - А вы другое возьмите. Вон слева от вас лежит.

Горький – Нет, это не возьму. Оно совсем кривое. Я уж лучше из того, которое сейчас в руках держу.

Ворошилов – А может водочки, а, Алексей Максимыч? У меня тут «Столичная» в тире имеется.

Горький – Водочки – это хорошо. Только я «Посольскую» больше люблю. «Посольской» у вас нет?

Ворошилов – Нет, “Посольской” нет. Но зато закуска какая – грибочки, буженинка, балычок. Даже осетринка имеется.

Горький – Нет, мне без «Посольской» и осетрина не в радость.

Ворошилов – Ну, стало быть, в другой раз.

Горький – Да.

---

ПУЗО

НОВЫЙ СУПРЕМАТИЗМ.

ВВЕДЕНИЕ.

Новый супрематизм - ниибацца какое охуенно интересное направление в изобразительном искусстве, сформировавшееся в СССР в конце пятидесятых годов двадцатого столетия. Как ни странно имеет мало общего с просто супрематизмом. Супрематизм по определению Малевича, есть «новый живописный реализм». Новый супрематизм не имеет определения вообще. Как так? – спросите вы. А вот так. Новый супрематизм воспринимаецца на уровне эмоций. И никак не поддаёцца хоть сколько-нибудь математическому анализу и логическому осмыслению. Как говорил Сократ, - «Въезжай душою, лох педальный, а не мозгами понимай!». Но всё-таки, как же отличить новый супрематизм от просто супрематизма, а также от другой разного рода живописной поебени?

Одним из основных отличий нового супрематизма от супрематизма является некоторая предметность. «Предметность не до конца», как определял неосупрематический объект известный искусствовед Лев Штопор. Вот эта вот «предметность не до конца», а также «полупредметность» и отличают новый супрематизм от всего остального. Главное, правильно ощутить эти альдеракции.

ОСНОВНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ.

1. Распад света на полуовалы. В принципе, это основополагающий элемент нового супрематизма. Художниками данного направления были разработаны особые технические приёмы, позволявшие добиваться очень яркого распада. Большое значение также имеют сами полуовалы. Вернее, их форма. Полуовалы должны слегка напоминать световое смешение цветов.

2. Архитектурное отношение формы и цвета. Тут, в принципе, всё ясно. Создание гармонии на основе «полупредметности» ритмично построенных форм.

3. Дополнительные и контрастные тона. Это пришло в новый супрематизм от кубизма, а туда, в свою очередь, из эпохи Возрождения.

Итак, вот три основные элемента нового супрематизма. Но стоит упомянуть также о полуцветовой перспективе. Как известно, бля, каждому дебилу, основным элементом живописного искусства как такового являюцца цвет и форма. Изменение цвета требует изменение формы и наоборот. Ниибацца какой мощный мозг Леонардо да Винчи открыл законы линейной перспективы. Импрессионисты родили так называемую воздушную перспективу. Супрематисты, охуев на всю голову, заебенили цветовую. Новому супрематизму мир обязан открытием полуцветовой перспективы. Новозможно следовать принципу архитектурного отношения формы и цвета, не принимая во внимание полуцветовую перспективу. Если цвет даёт пространство, то полуцвет даёт полупредмет.

АВТОРЫ.

Основоположником нового супрематизма можно по праву считать Карла Розентраха. В его знаменитой картине «Какающая лошадь» чётко прослеживаюцца все элементы нового супрематизма. В этом удивительном по красоте произведении искусства виден такой распад света, что становицца ясно – перед нами выдающийся художник. Кроме Розентраха стоит упомянуть Александра Козлова-Ройсмана и Евгения и Дмитрия Козлопасовых. Именно братья Козлопасовы назовут в конце шестидесятых Карла Розентраха «величайшим гением нового супрематизма». В тот же период ими создаецца объединение «Новый выебон», куда кроме них входят Козлов – Ройсман, Удельцева, Гадов, Клюв и Квадратович. Розентраха к этому моменту уже не было в живых. Первая выставка объединения состоялась в 1969 году и была посвящена основоположнику нового супрематизма. «Новый выебон» просуществовал до 1975-го года и тихо сошёл на нет вместе со смертью Дмитрия Козлопасова – «мотора» объединения.

---

Пузо

СОН МУСЯКИНА.

«Всякий имеет право на сон.» А.Г.Шаганян-Вышинский.

Иван Николаевич Мусякин спал. В принципе в этом не было ничего предосудительного. Но. Мусякин спал на работе. И это, как вы понимаете, не очень солидно. В некотором роде даже преступно. А Мусякин занимал важный пост в Министерстве Говна, Воды и Пара. Он был бумаготасующим. Я не знаю, что за род деятельности предполагает такая должность. В чём заключались обязанности бумаготасующего, Мусякин не знал и сам. Скорее всего, этого не знала ни одна живая душа в министерстве. Более того, чем занималось министерство, и в чём заключался смысл его существования, не знал ни один служащий оного, не говоря уже о людях непосвящённых. Нет-нет, не подумайте ничего плохого, – министерство работало исправно. С девяти до шести. Издавались приказы согласно действующему законодательству и внутриведомственным инструкциям. Создавались циркуляры и положения, которые должны были улучшить работу отрасли и максимально эффективно использовать внутренние резервы и инвестиции. Проводились совещания и собрания. Министр был очень занят, а само министерство было похоже на муравейник – все куда-то бежали и на ходу обсуждали разного рода проблемы.

Итак, Мусякин спал. В принципе, он имел на это право. У Мусякина был сегодня трудный день. С десяти до двенадцати он отгадывал кроссворд в газете «Вперёд и выше». После состоялся поход в курилку, где с коллегами обсуждались вопросы развития отрасли. По окончании бурного диспута он вернулся к себе в кабинет и долго пил крепкий чай, посматривая в окно. После чая он некоторое время смотрел на дверь, постукивая карандашом по столу. Потом разогнул две скрепки и воткнул канцелярскую кнопку в ластик.

Незаметно Мусякина сморило, и он задремал, откинувшись на спинку кресла так, что голова его упёрлась в стену, на которой висели массивные бронзовые часы, оставшиеся ещё от прежнего режима. Часы показывали без четверти три.

А снилось Ивану Николаевичу, что стал он министром. Но стал не просто так, не вдруг, а после рацпредложения по улучшению организации работы министерства. И вот сидит он в кабинете Президента, одетый в дорогой костюм и ждёт появления Гаранта Конституции. Заиграла музыка. Это был Прокофьев. «Монтекки и Капулетти». Открылись двери и появился Президент. С Патриархом. И вот сидят они с Президентом и Патриархом и пьют компот. И так хорошо стало Мусякину от происходящего, что он даже зажмурился и ущипнул себя за ляжку. Мол, не сон ли это. А Президент улыбается и дарит Ивану Николаевичу именные часы. И Патриарх улыбается. Но не дарит Мусякину ничего. Потому как Мусякин человек мирской и не положено ему подарки от Патриархии делать. Но всё равно приятно. И сидят они так втроём, пьют компот и улыбаются. У Мусякина очень красивые запонки. И у Президента тоже. Патриарх без запонок. Потому как запонки ему ни к чему. Но тоже нарядный. И улыбается. А компоту много. И захотелось Мусякину сказать Президенту что-нибудь такое ласковое и хорошее, но слова как будто в горле застряли. Не может он ничего сказать. И Президент молчит. Да и Патриарх неразговорчив. И вдруг Ивану Николаевичу совсем хорошо стало. И говорить ничего уже не захотелось. Просто сидеть вот так с Президентом и Патриархом и пить компот. И молчать. Мусякин даже смущаться перестал. И смело подлил Президенту компоту. И Патриарху тоже. Хоть тот почти не пил. Патриарху ведь пить не положено. Да и Президент особо не налегал на графин – не пьющий ведь. И так они долго молчали и пили компот.

Мусякин всхрапнул. Часы пробили пять вечера. Вибрация от них хоть была и небольшая, но за многие годы изрядно расшатала гвоздь, на котором они висели. Грохота почти не было, так лёгкий шум…

---

НОЧИ ВИКТОРА ПУЗО. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. СОН.

…здание поражало своими размерами. И цветом. Ебанистически-жёлтый цвет, который наглухо сносил башню и вводил в состояние полоумного спокойствия. Количество этажей в Жёлтом Доме постоянно менялось. Вчера, например, их было девяносто восемь, а сегодня всего семьдесят четыре. Единственное, что было постоянно, так это центральная лестница со стороны фасада. Она всегда вела до шестнадцатого этажа. В ширину лестница была метров триста, не меньше. На ней вечно толкался народ. Чаще всего это были древнеримские греки. В здании их было больше чем всех остальных. В этот раз вниз спускалась процессия из одиннадцати детей, которые играли на своих ебучих лирах и нестройно пели одну-единственную фразу – «Плодитесь и размножайтесь!».

…птиц не было. Куда делись все птицы, я не знал. Да, собственно, это было не важно. У нас были статуи. Весь Жёлтый Дом был утыкан ими. Были колхозницы с серпами и шахтёры с отбойными молотками. Доярки с вёдрами и трактористы с бутылками. Где-то на двадцать втором этаже я видел четыре статуи Зевса, державшего в руках бюст Сталина.

… ганджа была просто убойной. Я сидел в ротонде и смотрел, как наглухо обкислоченый мужик пытается влезть на статую Буцефала.

Вдруг наступила ночь. Ночи не было уже четыре дня и восемнадцать минут. И тут я понял, что меня накрыло. Взошла луна, и весь дом засветился жёлтым светом. Причём свет хуярил как будто изнутри и на фоне чёрного неба здание выглядело более чем безбашенно. Многие высыпали на лестницу и задрали головы наверх. Звёзд почти не было. В небе одиноко торчало созвездие Большой Медведицы и, по-моему, неполным комплектом. Посмотреть на такое дело вышел сам Папа Римский в компании Двух Императоров. Два Императора появлялись на людях редко, но всё же гораздо чаще, чем Папа Римский. Поэтому через какое-то время все стали разглядывать Папу. Я пялился на толпу находясь в состоянии полного блаженства. Толпа была разношерстной, но как обычно преобладали древнеримские греки. Некоторые из них совокуплялись. Некоторые играли в домино. Остальные смотрели на Папу Римского или на небо.

… уселся у статуи Сиамских Близнецов и начал вещать про кислотный приход. Что мол, всё будет просто отлично, если ты изначально настроился на пиздатый полёт. Потихоньку стал собираться народ. Пришёл Осётр. Такой дядечка лет шестидесяти с длинной седой бородой. Мы с ним иногда беседовали на разные темы, но друзьями никогда не были. В Жёлтом Доме никто никогда ни с кем не дружил. Потому что это на хуй никому было не нужно. Я продолжать гнать про приход, флэшбэки и побочку, как вдруг из-за колонны возник Папа. И погрозил мне пальцем. И тихо удалился. Кто-то швырнул в меня костяшкой домино. Через несколко минут домино полетело со всех сторон. Некоторые швыряли шашки и шахматы и кричали что-то нехорошее. Даже Осётр показал мне фигу. Я спрятался за статую.

…оставалось только нести флаг. На флаге было золотом вышито «На хуй всё!». Народ шумел, древнеримские греки играли на лирах и пели «Плодитесь и размножайтесь!». Какой-то юноша насиловал кентавра. Одним словом, пятница нах. На лестнице было не протолкнуться. Я дал знамя неизвестно откуда появившемуся Осётру и стал забивать косяк.

…желание взглянуть на Часы. Осётр сказал, что вчера он их видел на двадцать втором. Ну что ж, идти недалеко – я на шестнадцатом, и я потопал вниз. Мне повезло – Часы по-прежнему стояли на двадцать втором. Огромная махина высотой метров, наверное, двадцать с большими римским цифрами и надписью «Коля» на циферблате. Кто был этот Коля и почему его имя красуется на часах, знал, видимо, только Папа Римский. Стрелки показывали без пяти семь. Я посмотрел на цифру четыре. Она была составлена из четырёх палочек. До сих пор ведутся споры, как она правильно пишется – IIII или IV. Ответ знали древнеримские греки, но часы они обсуждать не хотели. Теперь я знал время. На пару дней должно хватить.

Из-за Часов появились Два Императора. В руках они держали астролябии. Внезапно оба повернулись ко мне и погрозили пальцами. Тут же откуда-то сверху мне на голову упала костяшка домино. Две шестёрки. Интересно, два по шесть или двенадцать? Я задрал башку вверх, но ничего там не увидел. Пока я разглядывал потолок, императоры тихо съебались, что было несколько обломно – очень уж хотелось у них выспросить про Колю и цифру «четыре». Мне Осётр как-то втирал, что Коля – это имя создателя Жёлтого Дома, и что он обитает между сто пятым и сто восьмым. Когда они есть, конечно. А вот где он торчит, когда нет ни сто пятого, ни сто восьмого – совершенно непонятно. Иногда, правда, бывает, что есть сто десятый, но нет со сто пятого по сто девятый. Тогда, значит, он на сто десятом. Но хуй проверишь, потому что нет ни сто девятого, ни сто восьмого ни ещё нескольких штук по какой-нибудь девяносто четвёртый. Хотя какая разница – я сколько не пытался залезть выше восемьдесят пятого – ничего у меня не выходило. Я оказывался то на двадцать пятом, то на тридцать втором, но только не на восемьдесят шестом.

Я вышел из зала с Часами и направился по коридору, который вывел меня на балкон. Балкон тянулся вдоль фасада здания и конец его терялся где-то вдалеке. Я посмотрел вниз на лестницу. На ней почти никого не было – десяток древнеримских греков и одиноко гадящий кентавр под колонной. Интересно, кто за ними навоз убирает?

…снова тащил знамя. На этот раз на нём красовалось «Всё на хуй!». За мной шла куча олухов со значками ОДК (Общество Друзей Коли). У них появилась идея-фикс – поиск Врага. Осётр, находясь в состоянии жуткой обдолбанности, прогнал им ради прикола телегу, что не всё хорошо в Жёлтом Доме оттого, что есть Враг. Очень хитрый и коварный. Который занимается вредительством. И он действует не один – у него есть помощники. У них существует своего рода опознавательный знак – костяшка домино один-один. Типа пароля. Вот они теперь и ищут помощников и сообщников. Начали с доминошников. Доминошники теперь ныкаюцца. Я в домино не играю, но от ситуации тихо впадаю в ахуй. Вчера видел двух дедков, играющих комплектом без один-один.

…наткнулся на Часы. Ого, вот это подгон! Давно я на них просто так не натыкался. Так, снова без пяти семь. Я уселся в нишу у противоположной стены и достал бумажник. Ну что ж, очень неплохо, целый лист из шести марок. Я оторвал одну и положил под язык. Минут через сорок меня накрыло. Я любовался Часами, освещаемыми светом, прорывавшимся сквозь колоннаду, расположенную на втором ярусе. Вдруг дверца, за которой находился маятник, открылась, и появился Папа Римский. Здрастье посрамши! И Часы и Папа Римский! Осётр мне обзавидуется. Более того, он вышел из часов! Теперь я знаю, откуда он появляется. Интересно только, как он сквозь маятник проходит? Если такая дура по башке треснет – то всё, кирдык. Теперь я его расспрошу что здесь да как. Папа отряхнулся, и оглядевшись по сторонам засеменил по залу в сторону выхода. Я поднялся и тихонечко пошёл за ним. Несмотря на годы, Папа довольно шустро передвигался на своих двоих. Мне стоило немалых усилий успевать за ним. Зал закончился и мы оказались в длинном узком коридоре. Окон не было, свет шёл сверху, пробиваясь сквозь колонны. Странно, но я никогда не здесь не был. Мой обкислоченный мозг пытался понять, что это за этаж, но ни черта не получалось. Внезапно Папа остановился у маленькой двери и толкнул её от себя. Дверь со скрипом отворилась и Папа исчез внутри помещения. Когда я подошёл к двери, она была уже закрыта. Я толкнул её, но эта зараза не поддалась. Толкнул сильнее. Без мазы. Ладно, на сегодня впечатлений хватит.

…и забивал косяк. Подошли два болвана со значками ОДК и начали сопеть. Я «залечил» самокрутку и закурил. Болваны засопели. На мой недоумённый взгляд последовал ответ, что марихуана одурманивает мозги и это играет на руку Врагу. Совсем уже охуели со своим Врагом! Я махнул рукой и предложил им сделать по тяге. Они в ужасе отшатнулись Подошли ещё двое. Здоровые быки. Один из них молча взял у меня косяк и растоптал его. Я выслушал краткую лекцию о Коле, Враге и марихуане, после чего все четверо удалились. Осётр! Какой же ты мудак!

…и покрутил пальцем у виска. Курить, мол, надо меньше. Никто никогда не видел Папу, выходящем из часов. Мне ничего не оставалось как назвать Осётра старым болваном. Он надулся и принялся разглядывать срущего кентавра на лестнице. Пришлось сказать, что я погорячился. Заодно рассказал про инцидент с болванами. Осётр сказал, что правильно. А то у меня мозги совсем ни хуя не соображают. Вот козлина! Какое то время он разглядывал процесс дефекации кентавра, после чего согласился со мной пойти. Когда я ему сказал, что не знаю на каком это этаже, Осётр посмотрел на меня как на совсем умалишённого. Я сказал, что не сцать не капли, я помню откуда я вышел. Вышел я на двенадцатом. Осётр сказал, что нет двенадцатого этажа, а есть два шестых. Сразу за одиннадцатым. Шестой первый и шестой второй. Второй с колоннами. Ёпт! Видимо это то самое, что нам нужно. После этого Осётр перестал сомневаться, что я там был. Правда, всю дорогу бубнил о том, что меня заглючило и максимум, что я видел, так это Часы.

Шестой первый. Я задрал голову на верх. Так и есть – колонны. Мы вошли в зал, где вчера были Часы. Часов уже не было. Ладно, то, что они имеют обыкновение съёбываться в неизвестном направлении, это знают все. Так что пока Осётр помалкивал. Оставалось искать дверь, за которой исчез Папа Римский. Мы миновали зал и вышли в коридор. Здесь было значительно темнее и приходилось сильно напрягать глаза, что бы не проебать дверь. Хорошо ещё, что сегодня обошлось без стимуляторов – башня хотя бы была относительно на месте. Стоп! Есть! Я, сказать по правде, сам несколько сомневался, что всё это было на самом деле. Дверь была на месте. Я толкнул её со всей дури. Она не поддалась. Впрочем, как и вчера. Осётр хмыкнул. Я начал внимательно осматривать дверь. Ага, кое-что есть. Около ручки было изображение доминошки. Шесть-шесть. Немного порывшись в карманах, я достал ту, которая недавно упала мне на голову. Шесть-шесть. Я приложил её к двери. Раздался негромкий щелчок. Я толкнул дверь и она со скрипом открылась. Интересно, скрип сегодняшний или вчерашний?

…уссаться можно было. Вокруг статуи Буцефала собралась целая толпа болванов. Все они что-то обсуждали и сильно жестикулировали. Я протиснулся сквозь народ и увидел следующую картину – на основании статуи красовалось надпись следующего содержания – «Коля – мудак». Ну всё, это пиздец. Мало того, что эти ебланы совсем охуели со своим Колей ( Буцефала теперь всех убеждают (пока ещё) считать конём Коли), так тут им пиздец какое оскорбление нанесли. Я еле сдерживался, чтобы не заржать. Тут я увидел Осётра. Осётр хитро мне подмигнул и исчез в толпе. Эх, Осётрушка, шутки-шутками, но боржом уже пить поздно – почки отказали.

…лестница вела вниз. Мы спустились и оказались в крошечной каморке, почти всё пространство которой занимала конторка. За конторкой восседал маленький человечек с огромным носом и что-то считал на арифмометре. «Четыре кентавра на пятьдесят втором, семь на двенадцатом, два на тридцать шестом. Три на лестнице. Гадят. Баланс.» – вещал нос скрипучим голосом. Наконец он оторвался от арифмометра и посмотрел на нас.

- По-поводу передвижения колонн с девяносто шестого на сто пятый?

- Нет, нам к Часам надо.

Я понятия не имел, зачем нам Часы, но нужно было что-то сказать.

- Часы. Часы перемещаются согласно реестру сто восемьдесят пять, параграф двенадцать. Тэк-с, - он порылся в кипе бумаг. – Часы. Вот. Параграф двенадцать реестра сто восемьдесят пять гласит, что перемещение часов производится Ведущим согласно циркуляру семьсот сорок шесть дробь бэ. Пункт сто двадцать три. Тэк-с. Смотрим. Пункт сто двадцать три. По чётным числам Часы находятся на чётных этажах, по нечётным на нечётных. В крайнем случае Ведущий имеет право изменить расположение Часов, действуя согласно Инструкции По Искривлению Времени. Инструкция разработана Ведомством Изменения Времени и Пространства согласно циркуляру пятьсот тридцать один, подчиняющемуся внутреннему распоряжению четыреста восемь тире пять дробь один, основанному на указе Папы Римского под номером восемьсот двадцать три согласно действующим инструкциям Департамента Времени. Тэк-с. Департамент Времени. Согласно реестру триста двадцать пять дробь вэ, Департамент Времени управляется Двумя Императорами. Вам к ним, ребята. Триста двадцать пятая комната. Это вниз по лестнице на два этажа, потом прямо по коридору до колонны с лирой, после налево и до конца коридора, пока не упрётесь в балкон. Далее направо мимо статуй Юпитера и Ворошилова. В конце будет барельеф – Папа Римский и Два Императора. За ним огромная дверь. Это и есть триста двадцать пятая комната.

…какой-то! Ебланов со значками ОДК становилось всё больше и больше. Эти пидоры запретили курение анаши на лестнице. Сначала это никто всерьёз не воспринял, но после того как эти выблядки (какая мама их родила?) сбросили с сорок восьмого этажа кентавра, который мирно раскуривался, многим стало ни хуя не смешно. Более того, эти ебланы заявили, что кентавры являются гомосексуалистами и подлежат уничтожению. Шкуры на ботинки, хвосты на шнурки к звонкам! Охуеть можно! Даже самый последний даун Жёлтого Дома знает, что кентавры ебут исключительно баб! Какие они после этого пидоры? Но болваны стали трезвонить на каждом углу, что никто не видел как кентавры размножаются, а так как среди них одни мужики, то они занимаются тем, что тарабанят друг друга в попец! Пиздец! Это ж додуматься надо было! Какие-то малолетние ебланы будут мне рассказывать кого и как ебут кентавры! Понятное дело, что после этого кентавры стали ныкатцца со страшной силой. И хотя ни один еблан со значком ОДК в одиночку не мог совладать с копытами кентавра, но когда их собиралось человек(?) пятьдесят, кентавр, ясен хуй, проигрывал.

Мне кентавры нравились. Выпить с ними было одно удовольствие. Во-первых, они одни из самых древних жителей Жёлтого Дома. Стало быть, у них всегда можно было намыть какую-нибудь информацию. Например, где сегодня Часы. А во-вторых, милейшие беззлобные существа. И выпить, повторяю, горазды.

…гораздо светлей. Спустившись на два этажа вниз, мы попёрли по коридору в поисках колонны с лирой. Через какое-то время к нашему удивлению мы упёрлись не в колонну с лирой, а в стену. Блядь! Что за нахуй! Может она тут и должна быть, а её кто-то спиздил? Да, без марочки не обойтись. Я достал бумажник и вынул лист. Оторвав одну марку, предложил её Осётру. Он немного помялся, но взял. Я оторвал ещё одну и положил себе под язык. Времени у нас было до хуя, так как Часы я видел вчера. Осётр позавчера. Мы начали обсуждать, куда нам двигать дальше – назад или вперёд. Вперёд было хуёво, потому что шлындать через стены ни я, ни Осётр не умели. А назад было обломно, потому что никакой гарантии того, что мы попадём сюда ещё раз не было. В общем, пока мы чесали репы, нам тихо и незаметно вставило. А когда нам воткнуло, то мы увидели, что коридор от стены расходится буквой Т, и что в конце каждого коридора имеется арка. Высотой метров тридцать. Хорошо, конечно, только куда теперь – налево или направо? Я достал косяк. Надо раскурицца. Тогда станет понятно, куда идти. Тут даже Осётр спорить не стал. В общем, когда мы дунули, нам совсем хорошо стало. И главное, абсолютно понятно. Мы повернули налево. Стены вокруг нас были украшены балерьефами на темы «Ходоки у Зевса», «Марс и Сникерс поднимают знамя над Рейхстагом», «Ленин и Юпитер волокут колонну» и прочими историческими фенями. Красиво. Особенно, когда в башне булькает кислота, приправленная ганджей. Мы миновали арку и оказались в базилике. Прямо по центру красовалась колонна с чьёй-то башкой. Жалко, что не с лирой. Мы подошли поближе. Ёбнврт! На основании бюста было написано «КОЛЯ»! Значит, Коля всё-таки есть? Или был? А если есть (или был), то почему мы нигде не видели бюстов и прочих изображений этого олуха? Ладно, пойдем дальше. А дальше, собственно, идти было некуда, потому что выхода из базилики не было. Только вход.

…пиздец сколько стало. Более того, среди них стали попадаться даже люди пожилые. Единственные, кто не вливался в их ряды – это древнеримские греки. Вчера слушал на лестнице проповедь одного такого еблана. Это хуило вещало о том, что всем надо вступать в ряды ОДК, что Враг не дремлет и всячески портит жизнь обитателям Жёлтого Дома и что надо бороться с наркоманией. Совсем рехнулись со своим Врагом. Я уже начинаю подозревать, что борьба с наркоманией – это отличная маза швырять с сорок восьмого тех, кто не вышел иблом, жопой и прочими частями тела. Скоро начнут бороться с мозгом. Так и представляю барельеф "Член ОДК делает лоботомию не члену ОДК, излишне отягощённому мыслительным процессом». Пиздюлей бы навешать Осётру. Всё ему смехуёчки-пиздихаханьки.

…обратно. Осётр начал гнать о том, что он никогда не сомневался в существовании Коли. На что я заметил, что лучше б его не было. Осётр понял, что я имею в виду ОДК и болванов, и заявил, что для них Коля как фетиш. И дело вовсе не в Коле. Ага, точно. В Папе Римском, наверное.

- Как ты думаешь, за болванами кто-нибудь стоит?

Осётр на время задумался и сказал:

- А ты думаешь, что в Жёлтом Доме всё само по себе происходит?

Не знаю, само или не само, по крайней мере, со стороны это выглядело именно так. Хотя, какой, нахуй, со стороны, когда я сейчас иду по коридору хуй знает какого этажа этого самого Жёлтого Дома.

Мы дошли до стены, от которой начали свой путь налево и пошли дальше. Направо, стало быть. Блядь, где эта ебучая колонна с лирой? Наконец мы миновали арку. Ого, вот это зальчик!

Зал был действительно огромного размера с разными по стилю колоннами у стен. Посреди тоже были колонны, стоявшие в хаотичном порядке. И не все упирались в потолок. На вершине каждой из тех, что не доходила до потолка, красовалась лира.

- А вот и колонна с лирой, – сказал Осётр.

- Колонны, - поправил я.

Нда. Так что же имел в виду нос – колонну или зал с колоннами? Ладно, хуй с ним, двигаем дальше. Будем считать, что колонну с лирой мы нашли. По идее, надо идти налево. Правда, никаких лево тут не наблюдалось. В конце зала виднелся выход. Внезапно оттуда послышались голоса. Голоса становились всё громче и из прохода появились две фигуры. В первой я узнал нос. Вторую я никогда до этого не видел. Мы с Осётром спрятались за колонны.

- А Два Императора пусть занимаются временем. Всё равно они давно никакой власти не имеют, - гундосил нос.

- А как же Папа? - спросил второй.

- А что Папа? Папа фигура номинальная. Торчит в своей ротонде на восемьдесят девятом с утра до ночи и иногда с важным видом ходит в народ. Пусть дальше ходит. Управлять буду я. То есть, я уже реально управляю.

- Но они рано или поздно потребуют Колю. Что тогда делать будем?

- Покажем им Колю. Ну, не всем, конечно, а особо избранным.

- Но ведь Коли нет!

- Коля есть! Ясно?! Коля был всегда! И будет!

Ёб вашу мать! Какие новости! Оказывается, ОДК – дело рук этой маленькой дырки от задницы! Да, неплохо было бы было пообщаться с Двумя Императорами. И с Папой заодно. Кстати, теперь я знаю, где ошивается Папа Римский.

…развалился под статуей Меркурия. Рожа у него была хитрая и выражала только одно – «Как я вас наебу! Как же я вас всех наебу!»

Появились болваны. Подошли ко мне.

- Здесь нельзя лежать. На этом месте недавно были Часы. Место, в котором появились Часы, священно. Они носят имя Коли. Кстати, почему ты до сих пор не вступил в наши ряды?

- Я, ребята, пока ещё не достоин почётного звания члена ОДК.

- Мы тебе не ребята, а Друзья Коли. И тем более нечего тут валяться, если ты не достоин. Встать!

Хули тут спорить с этими гориллами. Я не кентавр. Копыт у меня нету. Я встал и пошёл в другой зал. Мне захотелось на лестницу.

…налево. По идее, дальше должен быть балкон. Балкон был. Только устроен он как-то странно. На него нельзя было выйти. На балконе стояла изрядно поддатая древнеримская гречанка и показывала нам фигу. Или не нам. Хуй с ней. Хоть тут нас нос не наебал. Мы повернули направо и снова попали в узкий тёмный коридор. Напоследок я обернулся и взглянул на балкон. Гречанки не было. Это кислота, наверное. Теперь бы неплохо найти статуи Юпитера и Ворошилова. Через некоторое время мы снова попали в какой-то зал, тоже утыканный колоннами. Осётр нацепил на голову лавровый венок. Я вспомнил, что у меня есть такой же и сделал тоже самое.

В центре зала стояли две статуи. Ага, вот они, красавцы. Ворошилов держал в руке свиток, на котором было написано «ЛЕНИН», а Юпитер красовался с винтовкой.

…Два Императора. Вышли на балкон и принялись швырять на лестницу домино. Народ кинулся к балкону и стал, толкаясь, подбирать костяшки. Кентавров не было. Да и на хуй кентаврам домино? Они в шахматы играть любят. Интересно, ОДК не объявил какую-нибудь шахматную фигуру секретным знаком Врага? Например, ферзя. Надеюсь, что у Осётра хватило ума не втирать болванам больше никаких телег на тему символики. Они уже и так с этим делом совсем охуели. Собрания проводят исключительно при свечах, вещают всякую хуйню про Великий Дух, приглашают чернушников с тринадцатого этажа, ищут бюст Коли и занимаются тому подобной поебенью. Говорят, вчера на лестнице запрессовали двух древнеримских греков.

…надписи. Под Ворошиловым было выведено следующее: AD KALENDAS. Под Юпитером – GRAECAS.

- Ты знаешь латынь? – спросил я Осётра.

- Нет.

Я тоже. Ну и хуй с ней, с латынью. Надо было идти дальше. И вроде как направо. В поисках барельефа. Интересно, на каком мы сейчас этаже?

- На девяносто шестом.

Мы встали как вкопанные. Но в зале никого не было. Нда, кислота, однако, держит.

…барельеф. Папа Римский и Два Императора. Отлично. А вот и дверь. Вернее, двери. Ни хуя себе, громадина! Я схватился за кольцо, которое выполняло роль дверной ручки и постучал. Тут же справа открылось маленькое окошко и оттуда появилась чья-то рожа.

- Сегодня не приёмный день!

Окошко захлопнулось. Ёбнврт! День у них, видите ли не приёмный. Я подошёл к окошку и спросил, когда приемный.

- Через восемнадцать минут.

Ладно, подождём. Я подумал, не слопать ли ещё по марочке. Нет, наверное не стоит, башня и так не на месте. А вот раскурицца надо. Я достал косяк и мы дунули. Бля, совсем другое дело. Вдруг двери распахнулись. Неожиданно радом с нами возник какой-то крендель в зелёных штанах и кожаной жилетке. На голове у него была шляпа с пером.

- Фельдъегерская почта! – проорало это чудо и начало дудеть в охотничий рожок. Вволю надудевшись, чудо потопало, высоко поднимая ноги и вытягивая мыски, в зал. Мы с Осётром переглянулись. Внезапно из прохода ломанулась целая орава орущих, что-то друг другу доказывающих и просто бормочущих и бубнящих себе под нос, человеков. Нас снесло нахуй. Пришлось ждать, пока волна схлынет. Наконец, все кто хотел выйти, вышли, а кто хотел войти, вошли, и мы двинули внутрь. Весь зал был заполнен людьми, сидящими за маленькими столами, считающими на арифмометрах и логарифмических линейках, и что-то пишущими в толстые книги. К тому же они постоянно выкрикивали куда-то вверх непонятные фразы. Короче, пиздец полный.

- Сто двадцатый! Чётный!

- Нельзя! Сто двадцатый попадает под четвёртую фазу!

- Тогда сто десятый!

- Не проходит по реестру двести тридцать один!

- У меня несхождение рядов!

- Отправляй докладную Ведущему!

И что нам теперь дальше делать? Спросить что ль у кого-нибудь что-нибудь? Я подошёл к ближайшему столу.

- Простите, нам бы к Двум Императорам.

- Два Императора принимают население Жёлтого Дома согласно инструкции пятьсот тридцать один каждую вторую фазу Луны третьего чётного дня нечётного месяца согласно последнему расположению Часов относительно тени от маятника, бывшей во второй фазе Искривления Времени.

- А сегодня случайно не это?

- Что это?

- Ну там, искривление маятника. Третий чётный день охуевшей Луны.

- Нет.

Так, понятно. Что ни хуя не понятно. Мы вышли в коридор. В ушах звенело. Да ну их всех на хуй! И Папу и Римского и Двух Императоров, и носатого еблана. И Часы туда же. Вместе с Колей.

- А вот и часики, - сквозь звон в ушах услышал я голос Осётра.

Действительно, Часы! Стоят посреди коридора. На циферблате «КОЛЯ». Но что-то не так. Они как будто изменились. Я начал внимательно рассматривать циферблат. Ну конечно – вот оно! Вместо IIII было IV! Что бы это значило?

…достали. Ни дня без ебанутых новостей. Болваны объявили древнеримских греков этническим меньшинством с наибольшим удельным весом. А посему они подлежат изгнанию из Жёлтого Дома к хуям собачьим. Приехали! Интересно, куда они их собираются гнать, если вне Жёлтого Дома нет ничего.

Хотелось жрать. Неплохо бы пообедать.

***

- Коля! Нам пора домой!

- Ну мам, ну ещё чуть-чуть!

- Пора обедать! А мне ещё ужин приготовить надо. Всё, пошли.

Коля посмотрел на своё творение. Да, сегодня он превзошёл сам себя – дом из песка занимал почти всю песочницу. С башенками, колоннами и балконами. Так хорошо ещё у него никогда не получалось. И теперь всё это придется сломать. Коля вздохнул и принялся топтать ногами постройку.

Казимиру Малевичу посвящаицца:

Пузо

ЛИЗА.

Всю прошедшую ночь Лизе снилась жопа Муамара Каддафи. Волосатая срака лидера ливийских хуесосов. Не обошлось без оргазма. Симпатию к Каддафи Лиза испытывала давно, но вот снился он ей впервые. Лиза любила такие сны. Больше всего ей нравились сны с Че Геварой. Даже больше, чем с Фиделем Кастро. У Лизы имелась пижама с изображением великого экспортёра революции. Ей часто снилось, как они гуляют с Че где-нибудь в боливийских лесах. В какой-то момент он откладывал винтовку и овладевал Лизой. Лиза кончала. Так как мог удовлетворить Лизу Че Гевара, не мог ни один революционно настроенный политический деятель. Даже такая романтическая фигура как Фидель Кастро. С Фиделем было тоже неплохо, но его больше интересовал физический контакт. А с Че можно было обсудить и некоторые вопросы революционной борьбы. Но иногда Лизе снились кошмары. Например, кто-нибудь из американских президентов. Этих, похожих не клерков, ебланов Лиза презирала. С Соединёнными Штатами у Лизы были непростые отношения. Лиза считала всю внешнюю политику США негуманной и направленной на создание нестабильности в мире. Особенно Лизу беспокоила экспансия американской военщины (в связи с событиями 11-го сентября) на Восток. И она боролась с американским вторжением как могла. Она никогда не ходила обедать в «Макдональдс», не пила «Кока-колу» и не хранила сбережения в долларах. Поэтому появление евро для Лизы было очень кстати. Потому как свои балабосы можно теперь хранить в твёрдой валюте, не наступая на горло собственным принципам. Даже туалетная бумага у Лизы была особенная – с портретами Мадлен Олбрайт. Прислали югославские друзья после памятных бомбардировок Белграда. Сто двадцать четыре упаковки. Несмотря на общую революционную настроенность и жажду дать свободу всем угнетённым мира, Лиза не считала для себя приемлемым такой метод борьбы как терроризм. Это было не романтично, не сексуально и слишком грубо. Она не разделяла методов борьбы таких организаций как IRA или RAF, более того, она побаивалась разного рода экстремистов. Лиза была студенткой и считала себя девушкой образованной и лишённой дикарских инстинктов. В этом плане ей были симпатичны антиглобалисты. Сколько раз она представляла себя где-нибудь поздней весной на улицах Парижа вместе с толпой замечательных девушек и парней, швыряющих булыжники в витрины “Макдональдсов” и кричащих в окна американского посольства “Янки гоу хоум!” Как здорово залепить бутылкой из-под минеральной воды (например, “Перье”) в пластиковый шлем полицейскому с дубинкой, который разгоняет демонстрантов. А потом долго бежать по извилистым парижским улочкам, держась за руку прекрасного молодого человека (так похожего на Че Гевару) и, наконец, остановиться в каком-нибудь кафе (где у него есть друзья), выпить чашечку ароматного кофе и выкурить по сигарете. Лиза не курила, но ради такого случая она выкурила бы хоть целую пачку (кончно, «Житана»). А затем они отправились бы на явочную квартиру и после бурных диспутов о мировой революции, занялись любовью. И уже ночью, обнявшись у открытого окна и глядя на мерцающие огни Парижа, пели «Марсельезу». К сожалению, в родном институте, где она училась, не было таких молодых людей. Это были или прыщавые ботаники, или «пацаны» из ближайшего Подмосковья, или скинхэды. Последних Лиза не любила и боялась. Боялась потому что считала их «отмороженными», а не любила, потому что ей был противен зоологический национализм, который по её мнению они исповедовали. Какая уж тут романтика – колбась всех налево и направо! Поэтому Лизе оставалось только мечтать, читать труды Че и Фиделя и мастурбировать, мастурбировать, мастурбировать…

Лиза задумалась о сегодняшнем сне с Муамаром Каддафи и не заметила, что стала переходить дорогу на красный сигнал светофора. Огромный красный грузовик с большими белыми надписями «Кока-кола» на бортах отчаянно завизжал покрышками. Но было поздно. Черепушка Лизы с хрустом раскололась о бампер машины и отделилась от шеи, а всё остальное тело исчезло под грузовиком…

Пузо

ЛИПМАН.

Генерал вытер сперму с матового стекла и какое-то время молча сидел в кресле. «Молодец капитан. Третьего извращенца за месяц поймал. Нам бы таких побольше. Надо бы в звании повысить».

Пузо

ЖОРИНЫ ИГРУШКИ.

Всегда интересно было привязать верёвку одним концом к ручке двери в кухню, а другим к кастрюле, стоящей на плите. Потому что эффект, как правило, превосходил все ожидания. Вот и в этот раз всё прошло в лучшем виде. Бабушке не повезло. Дверь рванул сосед по коммуналке как раз в тот момент, когда вода в кастрюле уже закипела. Конечно, бабушка кричала. Но она ещё легко отделалась – ошпарила только ногу , к тому же в холодильнике было облепиховое масло.

- Жорка, выебу! – орала бабушка.

То, что бабушка выебет, Жорик не сомневался не капли. Что будет в этот раз, предположить было сложно. Но наверное посерьёзней, чем было неделю назад, когда Жора стащил во дворе с бельевой верёвки трусы соседки и сунул их в карман папиного пиджака. Жора не знал, что папа в этот день должен был получить аванс и, соответственно, некоторый чёс маминых рук по папиным карманам. Понятное дело, что трусы были запеленгованы. Папа получил от мамы в табло мясорубкой. На глазах соседа дяди Миши. Папа был выпимши. В кухне орало радио. Дядя Миша закричал маме:

- Валентина, ты это брось! Разобраться надо!

- Щас разберусь! С вами обеими разберусь!

И в дядю Мишу полетела пепельница. Такого резонанса Жора не ожидал. Разве можно было предположить, что старые застиранные трусы соседки произведут такой эффект. Что папа получит мясорубкой и что даже дядя Миша будет втянут в военные действия. В общем, когда папа сунул мамину голову в бельевой бак с водой (не горячей – поэтому данный эпизод Жора посчитал несколько неудачным) в дело вмешалась бабушка.

- Сука!, орал папа, - ты что сделала?!

Мама не отвечала, а только булькала из бака. Бабушка разобралась с папой довольно быстро. Так сказать, не снимая пенсне. Потом мама и бабушка удалились в комнату, а папа с дядей Мишей засели на кухне пить водку. Жора уже было совсем расслабился, и посчитал данную серию оконченной, как вдруг из кухни донёсся рёв папы:

- Жорка! Гандон штопаный! Убью на хуй!

Кажется, папа, въехал в ситуацию. Смыться Жора не успел. Папа бил долго и с упоением. Бил всем, что попадалось под руку. Некоторые предметы были Жоре знакомы, а некоторые он познал впервые. Отключился он только тогда, когда папа приложил Жору утюгом. Может быть, после утюга было что-то ещё, но Жора был уже не в курсе. Как всегда, вмешалась бабушка. А потом мама. Они долго били папу и дядю Мишу. Дядю Мишу били потому что он пытался за папу заступиться. В какой-то момент в ход снова пошла мясорубка и конфликт разрешился сам собой. Через три дня Жора оклемался и решил, что последний подвиг превзошёл всё, что было до этого и ему требуется отдых…

Не стоило дожидаться, когда бабуля намажет ногу облепихой и схватив какой-нибудь дрын, отметелит по полной программе. Поэтому Жора быстро и незаметно убежал на улицу, где и прошвалындался до позднего вечера. Придти домой незамеченным не удалось. На кухне квасил папа.

- А, явился пиздюк! Ты что сегодня с бабкой сделал?

Папин кулак описал в воздухе дугу и опустился на Жорино лицо. Не стоило ждать продолжения, и Жора ломанулся обратно на улицу.

Второй раз Жора пришёл домой уже глубокой ночью, когда все уже спали. Жора прокрался на кухню и выдвинул ящик буфета. Вот они – острые, блестящие, большие. Ножи. Ножи Жоре нравились очень. Он мог часами их разглядывать, поглаживая их лезвия и ощущая тепло рукояток. Рукоятки были из дерева. Массивные, ставшие уже от времени тёмно-коричневыми, и так удобно ложащиеся в руку. Ножей было четыре. С каждым из них у Жоры были свои отношения. Больше всего ему нравился самый большой - с огромным лезвием и расколотой рукоятью. Он был чем-то похож на раненого солдата, который будет истекать кровью, но не сдастся врагу никогда. Воспитательный момент, который нёс этот нож, имел на Жору воздействие куда как большее, нежели все патриотические плакаты, которые висели в школе и Доме Культуры, и даже, страшно сказать, фильмы про войну.

Кроме ножей, была ещё одна вещь, которая вводила Жору в состояние лёгкого транса. Пиетет, который Жора питал к этому предмету, был несравним даже с ножами. Это была штуковина, которая заставляла сердце биться чаще, а ладони потеть. Это была мясорубка. Мясорубку Жора считал чем-то вроде символом власти над миром. Когда бабушка крутила на ней котлетный фарш, то Жора ради такого случая мог забить и на поход в кино, что само по себе случалась редко и было праздником. Бабушка крутить мясорубку не давала, но Жора пока вполне удовлетворялся разглядыванием процесса прокрутки мяса. Но сегодня было ощущение, что пора. Пора сделать это самому. Мяса в доме не было. Но это не имело никакого значения.

Перерезать папино горло не составило особого труда. Впрочем, как и мамино. Вполне хватило среднего ножа. Жоре очень нравился папин нос. Он был большой и сизый. Он очень хотел, что бы у него был такой же. Но его нос был явно мамин – маленький, делавший его похожим на воробья. Недолго подумав, Жора отрезал нос папы и положил его в карман. У мамы ему нравились глаза. Левый долго не выковыривался, а потом просто вытек как яйцо. С правым было легче, – тренировка на левом не прошла даром, и он перекочевал в другой карман Жоры. Дядя Миша! Он чуть не забыл про дядю Мишу. Проникнуть в комнату соседа не составило труда. Дядя Миша спал на кровати не раздевшись и негромко храпел. Он был меньше папы и поэтому Жора применил маленький ножик. В дяде Мише Жоре ничего не нравилось. Поэтому обошлось без сувениров. Оставалась бабушка. Бабушка была женщиной крупной и в ход пошёл самый большой нож. Пришлось какое-то время повозиться, прежде чем бабушка окончательно затихла.

Оставалось установить мясорубку. Он много раз видел, как это делала бабушка или мама, поэтому всё прошло быстро и без технических неувязок. Собрав и прикрутив мясорубку к краю стола, Жора отошёл на пару шагов назад и долго любовался этим так волновавшим его предметом быта. Вернувшись в комнату, Жора принялся отрезать бабушкину грудь. Несмотря на немалый размер, Жора быстро справился и понёс бабулин бюст на кухню. Легко закрутилась ручка мясорубки, завращался нож и бабушкина грудь начала медленно исчезать в горловине мясорубки. Полезли первые красные червяки фарша, почти беззвучно падая в миску. Жора улыбался, иногда помешивая ножом мясо в миске…

Мы чуть не проебали свой поезд, и кое-как устроившись, достали напитки и принялись квасить. Я перед отъездом купил бутылку портвейна и ловил кайф, наслаждаясь «Массандрой». Дугдум и Прохор дули седьмую «Балтику». Прохор до этого распивал со своим братцем «Дагестанский», поэтому скоро окосел и было похоже, что без блёва сегодня у Лёхи не обойдется. О жратве мы не подумали никак. Хорошо, что я «Доширака» непонятно зачем в день приезда накупил. Выклянчив у проводника кипятку и вилок(!), принялись закусывать этим хуёвым варевом. Через пару часов у меня закончился портвейн, у Прохора с Дугдумом пиво и я вспомнил, что у меня ещё есть бутылка водки, подаренная Ершом. Инициативу мою почему-то никто не поддержал, все заныли, что хотят спать, закуски нету и т.д. и т.п. Спать мне совершенно не хотелось. Хотелось выпить. Я вышел в тамбур и закурил сигарету. Поезд стал замедлять ход и в тамбуре появился проводник.

- Здесь курить нельзя. Спички есть?

С последней фразой проводник достал сигарету. Я молча протянул ему зажигалку. Он закурил и начал открывать дверь. Поезд остановился. Морозный воздух, ворвавшийся в душный тамбур, приятно бодрил. Ещё больше захотелось выпить. Мы докурили сигареты и швырнули бычки на перрон. Поезд дёрнулся и начал набирать ход. Проводник с грохотом закрыл дверь. С той стороны послышались крики.

- Эх, проспала бабка своих пассажиров.

Я поинтересовался, что это значит. Значило это следующее – на этой станции к нам должны были подсесть два пассажира, которых должна была разбудить в зале ожидания какая-то тётка. Тётка проспала сама. Бывает. Выпить захотелось ещё больше. Моё сообщение о том, что есть пузырь беленькой и мне не с кем его раздавить, проводнику очень понравилось и он предложил переместиться к нему в купе. К тому же оказалось, что у него есть закуска и там можно курить. Я достал бутылку, а он со своей стороны салаты и хлеб. На столе почему-то лежал полный кухонный набор ножей. Он налил по полстакана и протянул мне руку.

- Давай знакомиться. Жора.

Матвей

Шышкин лес

Вобсче-то шышек дунуть я всегда любил. Не то, чтобы я их каждый божий день пыхтел, но занятие это почитал как сугубо великоприятственное и для здоровия елико полезное, особливо для душевного. Но тут, бля, такая у меня с ними оказия вышла, что пришлось ети тезисы, в песду пересматривать. Итак по порядку: работал я, значится, манагером в одной типографии. Работа была вроде и ничего, на певас и всяко-разно хватало. Нравилось мне там, в обсчем. И вот, в один нехорощий день как-то появляется у нас в отделе какой-то новый чеккер. Белобрысый такой, весёлый и, что самое интересное, как оказалось, всегда с полными карманами шышек да гашишу. И давай, значит, мне на нервную сисему действовать, чтобы я бросал всякой хуйнёй заниматься и шёл с ним эти шышки курить, пока он их сам не выкурил(а курил он их, надо сказать, чуть ли не вместо сигарет и в таких же количествах). Задумался я тогда крепко – однако на работе, думаю – пропалят – до свидания певас, девки с титьками, новые диски с Ником Кейвом да Ред Снеппером, , да и шышки-то в обсчем тоже до свидания! А с другой стороны, вспомнил я что не курил я этой зелени уж полгода…а ведь хочица-то как! А чувак наседает, гашиш грит у него с собой, да такой грит вкусный, ароматный; прям Чуйские кущи рисует, понимаешь! А насчёт палева – так ерунда грит енто всё – он, мол, кажный день с него начинает и ничего, не палят, даже документов в метре не проверяют. Джа, мол, за этим смотрит. На а тут у нас как раз на работе слух прошёл, что начальник наш в филиал в Мухосранске переходить собрался и по этому поводу желает с выпить с нами водки, да закусить её, понимаишь, тортом. Лана, говорю, сёня можно наверна, но только вечером, часиков этак в 6. И вот, значит, наступают эти самые 18.00, и идём мы с ним-таки на лесенку, где мы всегда никотином травимся, и давай, значит, вместе с этим чеккером крошить, забивать, да курить это всё. Через прибор особый с дыркой, до этого бывший бутылкой Аква Минерале. И немало так надо сказать мы с ним выкуриваем. А я надо сказать уже и забыл скока мине надо-то…полгода ведь не курил. Чеккер грит - это, осторожнее, мало ли чего – это я потом вспоминал…доолго вспоминал. Ну и умяли мы-таки весь его запас…а щасья чё-то нет…1 мин нет…2 мин нет. И вдруг что-то у меня в жбане начинает шевелиться и оставшиеся пока волосы на жбане тоже…Что-то думаю тут неправильно. Окончательно я в этом убедился когда попробовал переступить с ноги на ногу и чуть не упал. Всё думаю, хорош! Пошли нафиг в отдел. И мы пошли… По дороге у меня в жбане опять что-то заерошилось, неприятно так оно там заерошилось…потом что-то щёлкнуло в ушах и…любопытная вещь – у человека ведь два глаза, причём спереди – типа стереозрение и всё такое. Так вот: после энтого нехорошего щелчка в ушах каждый глаз у меня приобрёл наприятную особенность смотреть отдельно…и никак не вместе. Моно, ёбтыть! Иду я значит по коридору с етим чеккером и со своим ебучим моно, а навстречу нам начальник с чайничком – куда говорит запропастились, куряки? А я так смотрю левым глазом ему на правое ухо, а правым на левое (по-другому тогда никак не можно было) и говорю, да вот, Виктор Олегыч, курили на лестнице. Ну-ну, говорит Виктор Олегыч, ну-ну…и чё-то на меня поглядывает нехорошо так, неприятно как-то…ну и, слава богу упиздовывает со своим чайником дальше, пробормотав чё-то про чаёк с тортиком, кажется. Я бля экспрессом пиздую в отдел…отсидеться думал…мож, думаю, посижу полчасика, отойду. Как бы не так! Как только я попробовал сесть на свой любимый стул, он, сука, сделав мне подсечку, хитрым образом из под меня вывернулся и я вместе с ним чуть не йобнулся на пол. Не йобнулся-таки, но народ головы поднял и на меня-таки посмотрел. А вот етого делать было не надо, потому как ежели меня б в этот момент ребёнку, например, показать – это ж моральная травма на фсю оставшуюся хуёвую жизнь была бы! Я бля, выглядел, хуже Ганнибала Лектера в этот момент – голову занял один сплошной стремак, каждый глаз зырит в свою сторону…Пездетс, в общем, полный. Надо думаю, на улицу съебать проветриться, подальше от зрителей, а то уж больно кино хуёвое. А ежели ещё щас начальник придёт… И, причитая про себя «мудак, вот мудак-то а? Повёлся как маленький!», я в срочном порядке попиздил на улицу. А на улице-то градуса 2 тепла…а я как был в пиджаке, так и выскочил. Никогда так не делайте! Етого я могу пожелать, пожалуй, только Бритни Спирсу да Филиппе Киркоровой. Выломившись на улицу я вспомнил, что где-то в чьих-то накуренных бреднях я слышал фразу – «только воды не пей - отпустит сразу!». Ага, смекнул я задутыми мозгами – надо воды и как можно больше. Захожу, значит я в местный гадюшник с продуктами и… тут начинается таакая херня – я начинаю превращаться в машину времени какую-то, собранную на заводе ЗиЛ пьяным узбекским солдатом. У МЕНЯ НАЧИНАЮТ ПРОПАДАТЬ КУСКИ ВРЕМЕНИ! То есть, минуту я в курсе что я накурился как чёрт, что я попал…и очень хуёво это я попал. Потом сознание моё накуренное куда-то съёбывает в смятении, и я как бы заново начинаю понимать что это вот я, что мне хуёво как белому медведю в тёплую погоду, только где я был предыдущие 10 сек я нихуя не понимаю. Таак думаю – новый аттракцион. Покатаемся. Встаю в очередь, фтыкаю на газировку и репетирую фразу, которую мне надо-таки сказать продавщице, если я, конечно, хочу получить свою газировку, а она мне уж очень желаема. Томим я, бля, жаждой, понимаишь. И вот моя очередь-таки подходит. И я, мило так позыркивая двумя глазами в разные углы, прошу её бутылку водички за 6.50 с верхней полки в холодильнике…и тут же съёбываю в подпространство. И когда я, наконец, оттеда выныриваю я, вдруг, с удивлением осознаю, что стою я в магазине, злостно фтыкаю в холодильник а передо мной стоит эта сцука и чего-то, видать от меня ожидает. Видать мне надо сказать чего-то? - думаю. А чё сказать? И я, недолго думая, толкаю ей ещё раз телегу про бутылочку за 6.50 с верхней полки. А она смотрит не меня с каким-то чересчур любопытством нездоровым и говорит – «молодой человек, какую именно»? Вот думаю, сцука, я ж бля, полжизни потерял, чтоб выговорить эту телегу про бутылочку! И опять – нырк в подпространство это ёбаное. Когда я в очередной раз прихожу в себя, я почему-то никаких изменений по сравнению с предыдущей картиной не наблюдаю, разве что, в ейных сцукиных глазах любопытство сменяется ехидством. Бля, думаю,палево. Вот так и пропал когда-то майор Исаев. Дунул, да зашёл в магазинчик при гестапо за шнапсом. А там старина Мюллер в юбке – да вы, грит, укуренный в никудень, герр Штирлиц. А он ему, на стремаках, понятное дело – да не, вы что, я петрю всё, вот тока вотки децил махнул. А он ему – а где ж это ты, сцук вотку-то в фатерлянде взял? Из Москвы прислали? На этот раз Исаев не отмазался, потому как ничегошеньки не петрил… Ну так вот, таки выдавливаю я из себя какую-то телегу про Байкал, упершись глазами в противоположные стенки и-таки его получаю. И бля, попадаю, выйдя чудом на улицу и его выпив, в смятение полное, потому как осознаю, что дело не в воде, а в количестве шышек! Ни хуя меня не отпускает! Походил я минут 15 вокруг проходной и тут очень хорошо понял в какого туза я умудрился забраться – на работу нельзя, потому как пропалят и выгонят нахуй, но и на улице мне никак нельзя – я ж потихоньку начинаю уподобляться негру в Нарьян-Маре. И, что интересно, зубы-то стучат, а мозги как не петрили, так и не начали. Пат, короче. Попандос. Ну, думаю, ежели это, я ещё здесь пофтыкаю минут 15 то я просто похерюсь нафиг. А чего ж мне делать-то? Куда бежать? И тут я вспоминаю, что около метро универмах я видел какой-то, так это ж моё, бля, спасение! Там же тепло,небось! И я подрываюсь и пиздую, стуча зубами, аки дед Щелкун, в этот универнах. Захожу и вижу стойку с Зиппами – во, думаю – это то, что надо – здесь народ и без шышек по полчаса фтыкает, а мне сам бог велел. И, значит, стою я и фтыкаю, как баран на новые ворота на всю эту серебряную поебень. 5 мин стою…полёт нормальный…10 стою…15. И тут, я, краем глаза вдруг замечаю, что, пока я фтыкал в эти зажигалки, охранник этого универнаха фтыкал в меня. И, по ходу, у него начинают назревать какие-то вопросы на мой счёт, типа что мне больше нравится, зажигалки, или-таки шышки, например?! Пора валить отседова, думаю. А куда? И тут я вспоминаю, что рядом же метра! А в ней так необходимое мне щасье тепла и уюта. Оказалось, что щасье это весьма сомнительно – попав на платформу, между двух ревущих поездов я одновременно попал в самую гущу стремаков – ими, как оказалось, оно наполнено под завязку. Я, буквально на цыпочках, дабы ненароком не сверзиться на рельсы( а эта маза мне никак не катила), прокрался на другую сторону платформы и-таки сел не скамейку. И тут я с головой попал прямо в Чуйский Ад – сердечко стучит, как в натуре, пламенный мотор, готовый с минуты на минуты ебануть как следует, в голове – Хиросима, Нагасака и Чернобыль, мимо проезжающие поезда, вьезжая, дико стремают меня своим рёвом, а выезжая, почему-то стремают мазой унести меня ветром за собой на рельсы…на полном серьёзе. И тут у меня в голове заворочалась довольно стрёмная маза похериться прям вот тут на скамеечке… Не, думаю, раз такие дела, пойду сдаваться в ментуру нафиг. Они хоть скорую вызовут, если что. Но, хоть я и укурен как чёрт, до меня всё-таки доходит, что они ведь, сцуки, небось заинтересуются от чего это мне так поплохело. – «Уж не от «Байкала» ли? А может, гражданин, вы шышек курили неправильных? А не хотите ли новую профессию приобрести…лесоруба, например? Где-нить на славных Магаданских курортах?». И, так как лесорубом работать мне совершенно не катило, пришлось высиживать на этой стрёмной скамейке (the Mersy Seat, йобанарот!) потора часа, пока, как следовало из расчётов моего подорванного мозга мой отдел, натрескавшись вотки с тортом не расползётся по домам. За это время я успешно успел побеседовать с царицей Тамарой, отдохнуть сначала в Содоме, а потом и в Гоморре, познакомиться с Гоголем, а заодно и с Моголем, почувствовать себя летательным аппаратом под управлением Циолковского, аэропланом братьев Райт, подводной лодкой Курск и Нью-Йоркским Торговым Центром, причём двумя сразу… Так что… Курите шышки правильно! И вообще, пейте певас, он не подведёт!

Пузо

Марлен Дитрих.

Мне приснилась голая Марлен Дитрих. Правда, я никогда не видел Марлен Дитрих, соответственно не знал, какие у неё сиськи, жопа и прочие ноги. Но я был абсолютно уверен, что это была она. Мы сидели на берегу моря, любуясь закатом, и молча мастурбировали. В какой-то момент это занятие настопиздило и мы просто некоторое время молчали, тупо разглядывая ебучее солнце. Первым не выдержал я. - Что ты знаешь о Гитлере? Марлен молчала. Сука. Сытая недотраханная сука. Я начал грызть ракушку. Никогда не любил сытых недотраханных сук. Но сиськи у неё были хороши. Слишком хороши. Две наглые, срущие на законы гравитации, среднего размера булки. Сука. Интересно, что подобные суки думают, когда на них пялятся подонки типа меня. Ведут они себя примерно одинаково - типа есть Маша, да не ваша. Но что они при этом думают? - У тебя бывают когда-нибудь запоры? Она снова не ответила. Сука! Конечно, у неё не бывает запоров. А если бывает, то она будет давиться калом, но никто никогда об этом не узнает. - Расскажи мне про Адольфа. Молчит. Сука. Про Адольфа она мне тоже ничего не скажет. Хотя всё про него знает. И я хочу тоже знать про него ВСЁ! Сука. Красивая скучающая сука. Стемнело. На море очень быстро темнеет. Марлен тупо смотрела на воду и икала. Стало холодно. Я оторвал свой зад от песка и, почёсывая яйца, побрёл искать дрова. Дров было мало. Слишком мало, но мне было совершенно до пизды. Я хотел, чтоб эта сука мне рассказала. А она корёжит из себя кусок молчащей пиздятины. Набрав какое-то количество веток, я вернулся обратно. Она сменила позу и перестала икать. - Жрать хочешь? Ноль эмоций. Сука. Я начал одеваться. Развёл костёр. Покопошился в сумке и достал котелок. Налил воды. Потом подвесил его над огнём. Хотелось есть. Немного пошарив в сумке, я достал нож. Здоровенный такой тесак. Подсел к Марлен. Мы ещё какое-то время помолчали. Тесак пробил рёбра гораздо легче, чем я того ожидал. Вошёл аккуратно между сисек. Марлен икнула и рухнула на спину. Сука. У неё были красивые ухоженные руки. Пальцы отрубались легко и без всяких усилий. Десять красивых сосисочек. Собрав все, я кинул их в котелок, и долго смотрел, как тонкие пальчики с наманикюренными ногтями превращаются в красные варёные обрубки…

ДЕД МАКАР

Дед Макар пытался забить агромный гвоздь в стену сваей видавшей виды избы.... Жутко оскалясь и пыхтя огромной беломориной он хуйарил по шляпке гвоздя отбойником топора и время от времени произносил фразу "от так от.. йобаныйврот, от так от" . Иногда он нагибался, кряхтя и кашляя подбирал с земли кусок навоза, и кидал его в проходящщих мимо забора деревенских парней и девок, которые, оказываясь поблизости Макарова дома не упускали случая громко заорать что нибудь типа" ДЕД МАКАР - ПИДАРАЗЗ!!!!" или "ДЕД МАКАР - В ЖОПЕ СТАКАН!!!" Разгибаясь обратно, дед обычно громко перднув и помянув все остальное население земли в самом уничижительном свете, продолжал свое трудное занятие. Вот уже который день он пытался забить этот гвоздь. Об этом попросила его собственная бабка. Захуйа он ей вперся именно такой и именно в этом месте Дед Макар не знал. И узнать не было никакой возможности, так как бабка померла вот уже 2 недели назад, и ее полуразложившийся труп догнивал в сенях. Но дед был не в курсе...деду было похуй....Он уже даже забыл что у него когда то была жена и что он даже когда то ( очень очень давно) её йебал. У него была одна цель - забить гвоздь в стену. И он забивал. Ему было невдомек что гвоздь своим острием уперся в толстенную стальную скобу, скреплявшую в этом месте бревна избы, и что за последний месяц этот йебучий гвоздь не вошел в старое тело бревна ни на миллиметр.Каждый божий день он продолжал тупо хуйарить по шляпке гвоздя, отточенными движениями бывалого плотника, ни разу не промахиваясь и не скосив ее набок. Но иногда дед уставал...и тогда он медленно расправлял свою все еще могучую спину, швырял топор на землю , закуривал новую беломорину и некоторое время просто стоял, устремив свой старческий взгляд в простиравшееся перед ним поле, ближе к горизонту переходящщее в лес и купол голубого неба над ним.Так проходили дни, недели.... месяцы.. Однажды, решив в очередной раз отдохнуть, дед Макар почувствовал что что то не так. Он никогда бы не смог объяснить что именно,но в воздухе определенно что то изменилось. "Бля!хуйня какая то! сказал дед и начал пристально вглядываться в расстилающийся перед ним пейзаж. Как оказалось - не зря. Через некоторое время в ярко голубом небе над лесом появилась маленькая черная точка. Одновременно с её появлением пространство наполнилось еле заметным низким гулом. Дед Макар насторожился. Выронил початую пачку беломора, поднял ее, закурил папиросу, взял в руку валявшийся рядом топор. Прислушался. Гул нарастал. Точка приближалась. Дед продолжал смотреть. Когда гул достиг просто таки болевого порога восприятия, а точка превратилась в огромный сверкающий бело - голубой предмет у деда отнялись ноги. Остатками своего старческого сознания он понимал что надо бежать, спасаться но ноги не слушались его. Дед Макар обосрался ...потом обоссался и вдруг завыл на отчаянно высокой ноте, подумав о том что никогда никогда в жизни не увидит он свой злополучный гвоздь торчащим из стены на положенную длину в 2 вершка. Ноги деда подкосились, он упал навзничь, выронив свой топор и папиросу. Последним что он увидел в своей жизни было перекошенное кавказское лицо в чалме видневшееся из за разбитого центрального окна кабины пилота, отчаянно кричащще что то - что невозможно было разобрать из-за царящего вокруг адского шума. Дед Макар умер ровно за 5 секунд до того, как огромный ИЛ-86 стер с лица земли его избу, остатки его сада , а заодно и половину остальной деревни. Наверное он предпочел бы умереть как-нибудь по другому, но его никто не спрашивал. Мне говорили, такое иногда случается.

---

Ночи Виктора Пузо. Часть вторая.

Вся эта хуйня произошла, скажем так, не вчера, но тем не менее, история вполне достойная того, чтобы не остаться тихо похеренной в моём мозгу…

Пили мы с Лёнькой в районе Арбата. Где-то рядом с америкосовским посольством. Нагрузились пивом, перешли на портвейн. Тёплый июньский вечер, жизнь прекрасна и всё такое. Сидим, глушим «Семьдесят второй», трём «за жизнь». Смотрим, бля, на посольство. Хотя это ни хуя не посольство, а как-то по-другому называется, но какое-то отношение к нему имеет. У америкосов , бля, там праздник какой-то ниибацца, лимузинов понаехало, автобусов всяких, короче, отдыхают уроды. Мы, понятное дело, кроем всё это хозяйство как положено, но так как-то незлобно, а скорее по привычке. Вяло так. Хуякс, из конторы народ повалил, стало быть закончилась гулянка. Ну, закончилась, так закончилась, у нас лишний повод позубоскалить глядючи на их ибла. То - сё, открываем второй пузырь, начинаем разливать, пиздим о мировом сионизме, «янки гоу хоум» и прочих умных вещах. Мы тогда с Лёнькой ебошили в индустриальном проекте «Пластификация» – играть ни хуя не умели, но политически подкованы были ниибацца (играть толком Пузо не научился до сих пор – прим. машинистки). Ну так вот, наливаем-пьём-пиздим – еблысь, отделившись из общей кучи пиздуют в нашу сторону два америкоса. Ну идут и идут, пущай себе ходят, ща мы их встретим. Они, понятное дело, нас не видят ни хуя, и радостно треща на своём американском вползают на аллею, под деревьями которой мы культурно отдыхаем. Тут мы, ясен хуй, вспомнили все «янки гоу хоум» и прочие «фак оф энд дай» и радостно начали всё это орать. Крендели малость охуели и тупо хихикая повалили обратно. Бежать, кстати, было не обязательно, мы всё равно еле на ногах стояли. Ну, ушли ребята, хуй бы с ними, мы тоже засобирались. Поздно уже, да и мои мозги начали тихо отключаться. Поэтому рассказываю только то, что помню. Двинули мы, стало быть, в сторону дома. Идём по скверику, настроение заебись. Обсуждаем, что ещё выпить по дороге возьмем и прочие приятные вещи. Проходим мимо одной из скамеек, на ней народу ниибацца сколько сидит. Галдят, бля, тоже наверно весело им и хорошо. Ну мы за них тоже рады, идём мимо. Херакс, от тусы отделяется один кекс и подбегает ко мне. И по-хамски просит закурить. Сигареты у меня были. Но вот хамства я не люблю. А кто его любит? Правильно, никто. Ну я, бля, гружёный, как самосвал, мне всё по хую, соответственно и отвечаю ему как положено. Что я ему сказал, я не помню. Помню точно, что тихо стало. Ну, они там орали-галдели-пиздели, а тут вдруг тихо стало. И тут смотрю я на эту шоблу – бля, мама дорогая, цельная скамейка скинов. А также за и перед. Во красота-то! Тут от кучи отделяется ещё один крендель (здоровый такой), подходит ко мне и начинает что-то втирать на тему вежливости. Я его внимательно выслушиваю и что-то такое на эту же тему гоню в ответ. Какое-то время мы общаемся (что я там гнал, я не помню), потом он замолкает и возвращается к скамейке. Достаёт из пакета пиво и двигает обратно ко мне. И извлекает из кармана нож. Нормальный такой тесак. Я хоть и пьян в дымину, но вполне начинаю понимать, что что-то не то происходит. Хуёво, короче, дело. Вдруг этот лось резким движением отшибает от бутылки горлышко (красиво так, ровненько) и молча протягивает бутылку мне. Я так же молча беру пузырь и заглатываю содержимое. Тут эти черти окружают нас со всех сторон, начинают чокаться бутылками и что-то говорить про нормальных пацанов. Выпитая залпом бутылка пива после овердозы портвейна сносит мне башню окончательно и бесповоротно. Мне, но не Лёне. Лёня хватает меня за шкибот, объясняет нашим новым собутыльникам, что ему меня надо доставить домой и каким-то невозможным способом от них отделывается. Двигаем дальше. Всю дорогу до Никитского бульвара Лёня мне втирает, что я охуел на всю голову, мы могли бы уйти оттуда основательно отпизженными (если вообще уйти), но потом соглашается со мной, что беседу я вёл исключительно грамотно и политически правильно. Знать бы мне, что я им сказал… Пару лет назад я каким-то уродам чего-то не то спизднул, так меня так отхуярили, что потом в травмпункте штопали и гипсовали. Но это не в Москве было…

Ну так вот, хуярим мы себе по бульвару, доходим до троллейбусной остановки. Стоим, ждём трамвая. Интересно, с чего это мы решили, что общественный транспорт глубокой ночью ходит? Не знаю, но стоим, бля, как шлюхи на панели и ждём. Долго ждём. Понятное дело, скучно стало. Я решил как-то скоротать время до приезда троллейбуса. Смотрю – рядом контора какая-то. Цокольный этаж занимают. Перед входом козырёк. На козырьке надпись – «Жак Дессанж». Подхожу ближе, начинаю ковырять вывеску. Она очень так хорошо отклеивается. По ходу выясняю, что буквы не цельные, а из отдельных палочек состоят. Обрадованный открытием, я их начинаю отдирать. И вылепливаю из них другое слово. Какое? «Хуй», конечно. Смотрелось препиздатейше! С восклицательным знаком. Тут Лёня как человек менее пьяный чем я, начинает понимать, что тролика не предвидется и заявляет, что надо идти пешком. Пешком так пешком. Хуярим вверх по бульвару. По дороге пытаемся спалить зажигалкой домофон какого-то офиса. Он сука, железный, не горит ни хуя и не плавится. Идём дальше. Дальше – больше. Припаркованная иномарка. У меня тогда своей машины, ясен хуй, не было (ща бы я так делать наверное не стал… Хотя как-то один мой знакомый художник, когда у него шпана скрутила номера с его BMW, сказал -«Козлы, конечно, но с другой стороны, не хуй буржуйствовать…"». В общем, ёбнул я от души по левому зеркалу. Оно, конечно, повисло на проводе обогревателя, доламывать я его не стал. Пробубнил что-то на тему буржуев и мы двинули дальше. Идём себе, обсуждаем вопросы мироздания и принципы действия разных галлюциногенов. Чувствую, на плечо мне ложится чья-то рука. Оборачиваюсь – Матерь Божья! – мент! Здрастье посрамши! Я хоть и пьяный в говно, но помню, что творил, пока мы шли по бульвару. Съёбывать надо, короче. Ну я так и сделал. Закинув рюкзак на оба плеча и пробубнив «извините», я рванул на проезжую часть. Лёня, не будь дауном, шарахнул в противоположную строну. Один мент за мной, другой за ним. А я в институте тогда лёгкой атлетикой занимался – попробуй догони. Короче, рванул я обратно вниз, перепрыгнув через бульварную ограду, и двинул в сторону Поварской. Пробежав неебовое расстояние, понял, что дальше бежать не могу, потому что пьян как сука. Влетел в какую-то подворотню и заныкался между гаражей. Сижу, отдыхаю. Сушняк, бля, долбит – пиздец какой-то. Вдруг передо мной вырастает тень. Человека в форме. Блядь! Неужели догнали?! Ну всё, думаю, пиздец коту – срать не будет. А чел как-то молчит и на меня не реагирует. Потом делает полшага назад и попадает под свет фонаря. На кителе чётко читается - «секьюрити». У меня всё отлегло, типа заебись, съебался. А дальше начинается самое интересное – охранник (видимо, какой-то конторы, расположенной в этом дворе) начинает расстёгивать ширинку. Прямо перед моим носом. И тут я понимаю, что чел просто поссать вышел на свежий воздух! И при этом меня не видит. Короче, вставать надо, а то обоссут! Я взлетаю со своего места в аккурат перед его иблом. Он шарахается с воплем «бля!». И тут я начинаю гнать, что пиздец как пить хочу и нельзя ли у них в конторе попить воды. Он в полном ахуе говорит «нет» и исчезает в темноту. Мне становится окончательно хуёво, я долго блюю и более-менее придя в сознание двигаю в сторону дома. С Лёней мы встретились именно там…

---

Пузо

"Суббота"

Суббота. 11 утра. А я как сцука на работе. Вчера хотел выпить. Потому что вчера была пятница. А у меня синдром пятницы. То есть, не зависимо от того, выхадной у меня на следующий день или нет ни хуя выхаднова, в пятницу я хочу выпить. И не просто, блйа, выпить, а наебениться как следует. Потому что, блйа, пятница. Видимо, это гены. Эти ёбаные и засратые гены. И корни. Такие же, блйа, ебаные. И засратыи. Я думаю, что всякий приличный человек, а падонак тем более (я вот падонак очень приличный), пашедший в школу ещё при Брежневе должен обладать синдромом пятницы. Днём было ещё ничего. Хотелось пивка, но не более того. Но я себя сдерживал. За рулём, блйа, всё-таки. К вечеру сдерживать себя сил уже не было. Положив на всё хуй, съебался с этай злаибучей работы параньше. Домой гнал как ахуевший от собственной дури Шумахер. И чуть не пизданулся с какой-то, блйа, зассыхой на СААБе. Но это ана сама винавата. Патамушта дура. Кто ж, блять, так ездит! Не умеишь – пакупай ЖИГУЛИ и не выёбывайся, а учись, блйа, как все нармальныи люди. А то, блять, ещё небось газ с тормозом путаит, а туда же – ибло свайо в СААБ норовит засунуть. Сцука рванайа! Не вишь что-ли, что падонак выжрать хочет! К тому же меня сильно грела мысль о придстаящей репетиции. Будет репа, будет и кирасин. Тем более, сегодня пятница. Ну, я телегу во дворе швырнул и бигом в винный. Взял батл розоваво портвейна. За тридцать шесть рублей. Пиздатейшая бормотуха! Ну тут все астальный падонки припёрлись, кто с пивом, кто с чем. Культурна так паиграли и папили. Патом вроде как время наше к хуйам вышло, все сабрали сваи манатки и я радасна так гаварю – Ну чё, а теперь бухать! И тут нада же такой хуйне случиться, что никто меня ни хуйа не паддержал! Вот сцуки! Прохору, блийа, дамой нада, с компом ибацца, Фарнасу с бабой паибацца ахота, а Шурик с Эйкенротом типа по домам, патамушта сами ни знают чево хатят. Охуеть! Блийа, а у меня уже подсос включился. Я после бутылки портвейна пару пива успел пропустить. Всё, тормозить нельзя. Ну ладно, думайу, хуй с вами, золотые рыбки. Пришёл дамой – званю Стасону. Блять! Ну ни хуйа не мой день – эта гадина аказываицца в Мюнхен улетела! Какова хуйа он там забыл я не знайу. Но кагда прилетит, мы с ним на эту тему очень и очень сирьёзна пагаварим. Ладно, звоню на мабилу Рыжему. Ни хуйа ни атвичаит. Баицца наверное. Знает, что сиводня пятницца. Так, блять, астался из близкоживущих (ехать-то куда-либо в падлу) один Шаганян. Званю. Блять! Это ж ахуеть можно! Время час ночи, а он на работе! Сикритаршу ибёт! Вот урод-то! Кароче, чувствуйу, что нада спать, патаму как мазы выпить нет никакой… Спал я хуйово. Не дапил патамушто. А сиводня суббота. 11 утра. Я на работе. Как сцука. Вот срать захотел. Пашол срать. Сижу, гажу. Читаю самый уебанский журнал на свете NME. Это типа про музыку. Но только про хуйовуйу. Земфиры, там, кефиры и прочие, блйа, танцы в анус. Ну посрал так нормально, сматрю, ёбаный в рот – бумаги-то падтирачной нету! Блийа! Какаийа сцука бумагу спиздила?! Я вчера целый рулон на бачке видел! Блять! Не мой день… Кароче, сматрю я таскливым таким взглядом на этот ёбаный NME и панимаю, что падтирацца придёцца им. Долго я думал, чьим иблом лучше падтерецца – пиздой с ушами Чичериной, кривой сцукой Арбениной (снайперизм пахуч, ванюч и лезбиянен!), лысым иблом тёлки из TOTAL или петкунами-вакарчуками. Кароче, падтёрся МУЛЬТФИЛЬМАМИ. Вернее, их вакалистом Тимофеевым. Какая зая! Асобинна, кагда в гавне. Истинная сучность так сказать. Такой вот шоу-бизнес с утра…

---

ПЕЧЕНЬЕ, КОТОРЫМ СРАЛИ В 2001-ОМ ГОДУ